В конце концов он решил отправиться в степь, как и планировал раньше, но держаться поближе к городу и возможной разгадке, тем более, что Великого Духа пару раз видели именно здесь.
Он неспешно шагал вперед, принюхиваясь, почти не оглядываясь по сторонам. Примерно к полудню вокруг него сгустилась звенящая пустота. Все вокруг: хрусткая трава под ногами, выцветшее небо, дальние горизонты – все это стало казаться сном, фантазией, навязчивым воспоминанием, которое почему-то прицепилось, и от которого невозможно избавиться. Вскоре он перестал обращать внимание на наваждение. Настоящей реальностью стала лишь эта звенящая пустота, в которой где-то далеко ощущалось шевеление чьих-то жизней. За спиной шумел Шоллг, огромный, разноцветный, наполненный густым движением. Его тягучие потоки цвели посреди степи, словно факел. Впереди не было почти ничего, только мелкие тусклые точки мышей, птичек и прочей живности. Потом охотник перестал воспринимать их таким образом, они превратились в смутные шевеления, не имеющие никакого значения. Он чувствовал, что в степи есть жизнь, но никаких потусторонних проявлений здесь пока не наблюдалось.
Киата брел, как во сне, дожидаясь, когда придет необходимая ясность ощущений. Никто не учил его этому. У каждого охотника свои способы выследить зверя, и даже его собственный учитель употреблял какие-то специальные заклинания, чтобы обрести чутье или заставить монстра выйти из укрытия. Киате не требовалось ничего такого. Он безразлично отмечал, как сквозь его тело начинает просачиваться солнечный свет, как опасно колеблется степь, и он уже почти ничего не видит, как тело становится таким легким, что его запросто может унести ветер, как слегка зудит кожа, соприкасаясь с вечностью… Он исчезал. В краткий миг перед гранью его охватил страх; так всегда бывает, когда обычное человеческое сознание соприкасается с тем, что за пределами его понимания. Но Киата не был обычным человеком, он был охотником, а потому не сдрейфил на пороге, за которым неопытного путника могло поджидать все, что угодно, включая безумие и смерть. И мир вдруг вспыхнул перед ним с потрясающей четкостью.
Киата остановился, наслаждаясь своей измененной личностью. Степь звенела. Она была четко видна до самого горизонта. Обновленное тело с легкостью воспринимало все запахи, неразличимые звуки, тончайшие движения воздуха. Обновленный мозг мыслил удивительно ясно, а смутное прежде чувство, называемое интуицией, стало основой его мышления.
Киата был вполне способен удержать такое состояние несколько дней. Его новому телу требуется очень мало сна и еды, и именно эти важнейшие источники человеческого существования представляют сейчас для него наибольшую опасность. Слишком много пищи отвлечет организм от выполнения основной задачи, а сон может увлечь его дух неизвестно в какие дали. Запросто можно уснуть и не проснуться. Но охотник знал, как избежать всех этих неприятностей. Зато теперь, когда он перешел на другую сторону собственной личности, словно бы вывернулся наизнанку, являя миру бессмертную часть себя, он стал сродни Великому Духу, на которого охотился. Теперь Киата сможет учуять его, как бы тот ни прятался.
Охотник с наслаждением вдохнул обновленный, насыщенный незнакомыми запахами воздух и снова двинулся в путь. Он изменил направление и шел теперь по кругу, в центре которого находился Шоллг. Он шел почти всю ночь, прислушиваясь к сонному дыханию степи, но не заметил ничего подозрительного. На рассвете, начав ощущать легкую усталость, Киата забрался в какую-то яму, вытянулся в траве и закрыл глаза, стараясь ни на секунду не потерять контроля над своим сновидением, и это ему удалось. Пара часов в состоянии, больше похожем на оцепенение, чем на полноценный сон, восстановили его силы, и утром он продолжил охоту.
5.
Если опасный демон, называемый Великим Духом, старательно избегал охотника, то существа, считающиеся хозяевами здешних мест, предпочитали поскорее разобраться с чужаком. Киата учуял их даже раньше, чем увидел. К нему приближались десятка три явно разумных существ; их действиями сейчас руководило скорее любопытство, чем праведный гнев, и потому Киата решил не сворачивать с пути. Если пытаться скрыться, ребята, скорее всего, только разозлятся.
Вскоре он различил движение в серых зарослях: стая стремительно приближалась к нему. Уверенные, красивые движения сильных лап, – Киата невольно залюбовался ими. Он прошел еще немного навстречу этим существам, но потом остановился в нерешительности. Он не был уверен, что способен справиться с ситуацией, но обратного пути уже не было. Или справляться, или пропадать. Когда адьяхо окружили охотника, у него мелькнула мысль, что он, возможно, был чересчур самонадеян, когда предполагал, что никто не станет кидаться на него просто так. Судя по их физиономиям, еще как станет.
Твари имели определенное сходство с дикими собаками, но были более крупными и статными. Серьезные, умные глаза внимательно изучали пришельца, следя за каждым его движением. Киата внезапно понял: сейчас они его убьют, не потому, что имеют что-то против него, а просто потому, что он намеренно нарушил границы их территории. Да, он не айсендулец, но он вышел из Шоллга, несет на себе печать того запаха, и этого достаточно, чтобы убить. Адьяхо ненавидят людей, пришедших в их родные степи, построивших здесь огромные каменные стены и вытеснивших этот народ с их исконной территории. Эти звероподобные существа – вовсе не кровожадные, безжалостные твари, но они намерены сражаться за свою степь, чем бы им это ни грозило. Охотник просто понял это, поглядев в глаза стоящего перед ним существа, который, он знал это без тени сомнения, был вожаком стаи.
Целую секунду Киата лихорадочно соображал. Победить разом три десятка тварей, чьи клыки выглядят весьма внушительно, он не смог бы. Новое состояние, обостряющее чутье охотника, не делало его более сильным или неуязвимым. Те страшные заклятия, которые позволяют загнать любую тварь обратно в Нижний Мир, не помогут против вполне материальных противников, а в искусстве единоборств Киата не слишком силен. Как-то не было до сих пор в этом необходимости. Кроме того, он никак не мог сообразить, кем считать существ, стоящих перед ним: людьми или животными. С людьми у парня никогда не было контакта. С детства увлеченный изучением своей силы, он так и не научился ладить с окружающими. А вот с животными он всегда легко находил общий язык. Он умел вести себя располагающе, и будь это просто стая диких собак, его бы не тронули, признав своим. Но равнять этих существ с животными представлялось кощунством.
Еще секунда понадобилась Киате, чтобы принять решение. После чего он слегка улыбнулся вожаку, совсем чуть-чуть, уголками губ, чтобы случайно не показать зубы, и мягко, умело выдерживая интонацию, проговорил:
– Привет, ребята!
На подвижной морде вожака отразилось легкое удивление. Он моргнул и краем глаза покосился на остальных членов стаи, с которых внезапно слетела вся агрессия. Киата почувствовал, как волна недоумения передается от одного зверя другому, по кругу облетая всю стаю. Он явно вел себя не так, как они ожидали.
Хоть Киата и понимал, что еще далек от прощения, но он заставил себя полностью расслабиться. Он был уверен, что они чувствуют его состояние примерно так же, как он чувствует их. Он старался показать, что не настроен враждебно по отношению к ним. Но этого было мало. Нужно было еще что-то.
Охотник решительно шагнул к вожаку. Теперь уже тот уставился на человека круглыми от изумления глазами. Он не шарахался, чувствуя себя в безопасности, но хищники за спиной Киаты напряглись, готовясь к прыжку. Остальные топтались в нерешительности: человек вел себя нелогично, и они уже перестали понимать, чего от него можно ожидать. Тем временем Киата опустился на колени перед вожаком.