Наверное, она дала понять, что если жители Таугаса обидят славного воина, то он в отместку может стереть их деревню с лица земли вместе с населением, как уже поступил с несколькими народами во владениях Робера о’Нифта.
Но поскольку Барабин до сих пор еще не понял толком, в какое заблуждение он ввел свою босоногую спутницу, разумно выкрутиться из этой ситуации ему было трудно.
И на вопрос пейзан, что они могут для него сделать, Барабин ответил без всякой задней мысли — и без передней тоже. Просто от души:
— Накормить, напоить и спать уложить.
Правда, из-за ограниченного словарного запаса на местном языке эта фраза прозвучала не так былинно.
«Есть, пить и спать», — сказал Барабин, и жители Таугаса прекрасно его поняли. За исключением, пожалуй, последнего пункта.
Босые девицы в ошейниках и туниках вышеописанного образца стали виться вокруг Романа еще по пути в деревню, когда другие поселяне на ходу подносили ему вино и фрукты. А внизу дорогого гостя ожидал такой прием, словно он и был тот самый король, которого тут ждали.
Организатором и вдохновителем праздника был мужчина средних лет, чью бороду чуть заметно тронула седина. Это его самая юная из девушек в ошейнике называла своим хозяином, а он относился к ней совсем как к дворовой собаке.
Барабину он не понравился еще на холме, когда, прячась за спинами односельчан, решил отдать на съедение потенциальному убийце и кровожадному маньяку эту малышку в нескромной тунике и задавал вопросы через нее.
Но ссориться с этим типом Барабин не собирался.
Похоже, он был в деревне главный, и самый большой дом принадлежал ему.
Девицы в ошейниках подчинялись ему беспрекословно и со всех ног бросались выполнять любое его приказание. И другие крестьяне тоже старались ему не перечить.
И в разгар пиршества этот большой деревенский босс, которого Барабин про себя называл старостой, вдруг поинтересовался у Романа:
— С кем из моих гейш мессир воин хочет спать?
Роман уставился на него, не совсем понимая, о чем речь — но староста истолковал его недоумение превратно и добавил, понизив голос:
— Хорошие гейши в этой деревне есть только у меня.
Девицы в ошейниках, повинуясь щелчку его пальцев, уже развязывали пояса своих туник, пританцовывая под ритмичное хлопанье в ладоши, которое усиливалось с каждым тактом, поскольку к аккомпанементу присоединялись все новые участники пира.
А в тронутом алкогольными парами мозгу Романа тем временем творился полный сумбур вместо музыки.
Внутренний голос повторял, как попугай, что надо быть осторожнее в словах, потому что спать можно по-разному. И логику этого сутенера с сединой в бороде очень даже нетрудно понять.
Над долиной разгоралось утро, и это было не лучшее время для сна в буквальном смысле слова.
Зато спать с женщинами можно в любое время дня и ночи. Особенно если эти женщины — вполне на уровне стоящих перед ними задач.
Но эту мысль на лету перебивала другая, бессвязная крайне, которая в основе своей была чем-то вроде констатации факта, что порядочные гейши так себя не ведут.
Они даже выглядят иначе.
Настоящие гейши маленькие и узкоглазые, а не волоокие, как одна из этих деревенских звезд стриптиза, и не рыжие и длинноногие, как другая — с фотомодельным телом но некрасивым лицом.
Это не говоря уже о том, что уважающие себя гейши носят длинные кимоно, а не короткие туники, и уж конечно не устраивают стриптиз, стоит им только подмигнуть.
«Я никак не пойму, как мне развязать твое кимоно — а жаль».
А с другой стороны — пока несут сакэ, мы будем пить то, что есть.
Вообще-то, говоря о сне, Барабин не имел в виду никаких переносных значений.
Он просто устал.
Позади была бессонная ночь, и теперь он уже сильно сомневался, что его усыпляли во время перевозки.
Но если женщина просит — почему бы и нет. Волоокая и рыжая, совершенно оттеснив остальных, которых было примерно пять, вешались Роману на шею с таким энтузиазмом, что он не захотел их огорчать.
Барабин дал утащить себя в другую комнату и уложить на мягкий ковер с причудливым орнаментом. И даже сам, ухватив волоокую за кольцо на ошейнике, притянул ее к себе, чтобы впиться губами в ее податливые губы.
Но и в эти минуты максимальной расслабленности Барабин не забывал про Веронику, которая осталась в горном замке злого колдуна, чье имя стерлось из памяти людей по приказу короля.
И про самого короля, который идет сюда с войском штурмовать этот замок, Барабин тоже не забывал.
11
И было утро, и был вечер — день первый. Но еще до его окончания Барабин узнал два важных обстоятельства.
Во-первых, ему сказали, что авангард королевского войска во главе с майордомом его величества по имени Грус Лео Когеран может прибыть в Таугас уже завтра.
А во-вторых Барабин узнал, что шлемы с бараньими рогами и красные плащи с каймой носят те самые враги короля Гедеона, которые благодаря измене Робера о’Нифта захватили плодородную долину Таодар.
Враги пришли с севера, где их знали издавна, как жестоких морских пиратов. Но в Таодаре, который отделен от Баргаута горами, выходящими к морю там, где высится замок злого колдуна, пираты осели на правах феодалов.
Раньше Таодар принадлежал Эрку. Но по преданию великая королева Тадея триста лет назад заключила с Эрком соглашение, отдав демону горы, но сохранив за собой долины. И с тех пор Баргаут считает долину Таодар своей.
— И сколько же Эрку лет? — удивился на этом месте Барабин.
— Он был всегда, — ответили ему и даже высказали предположение, что именно Эрк и сотворил эти чертовы горы.
И жители Таугаса поведали Роману, что Эрк — это прародитель всех демонов. А демоны рождаются от знатных женщин, которых похищают воры Эрка.
Кто эти воры — демоны или люди, точно никто не знает. Но известно, что Робер о’Нифт одел свою свиту в черные кимоно в подражание им.
И промысел у злого колдуна такой же, как у прародителя демонов — только похищает он не обязательно знатных женщин, а кого придется.
— И вам не страшно жить рядом с его замком? — спросил Барабин, адресуясь в первую очередь как раз таки к женщинам.
Но ответил на это мужчина — все тот же староста с сединой в бороде.
— Ему в эту сторону несподручно спускаться, — сказал он. — Тут крепость на дороге стоит. И колдовством ее не взять, потому что она заговоренная.
Что-то в этом духе Роману уже говорила Сандра, когда он еще на холме забеспокоился вслух насчет погони.
Из замка открыты две дороги — на юг в Таодар и на север в Асмут. А третья — в Баргаут — запечатана наглухо.
Обойти заговоренную крепость можно только морем, но у Робера о’Нифта нет своих кораблей, а пиратам из Таодара нет никакого резона захватывать скромную деревню. Ведь дальше на восток лежат богатые города.
Тут кто-то пошутил, что пираты могли бы наведаться в Таугас, знай они о красоте Сандры сон-Бела, и она сильно рискует, купаясь каждое утро в чем мать родила чуть ли не на виду у замковой стражи Робера о’Нифта.
Но староста высказал мнение, что ради тех денег, которые можно выручить за дикую деревенскую девчонку — будь она прекрасна, хоть как сама королева Тадея — аргеманы даже не чихнут.
Из этой сентенции Барабин сделал вывод, что пираты из Таодара называются иначе «аргеманами», что они любят деньги, и что королева Тадея была прекрасна, как босоногая смуглянка Сандра сон-Бела.
Девушки деревни Таугас в большинстве своем были чем-то похожи на Сандру, но все же она затмевала всех.
Заметно отличались от них только девицы в ошейниках. Причем волоокая, которая так и не удосужилась надеть обратно свою тунику, незамедлительно прильнула к Роману и потребовала признать, что она тоже красива.