— По-моему, как француз, я просто обязан показать тебе, каким чудесным может быть секс.
— Нет... я хочу... — Но она не могла оскорбить его, назвав имя другого мужчины.
— Ты хочешь только меня! Тебе нечего бояться, дорогая.
— Нет...
Но его пальцы коснулись ее затылка, а горячее дыхание на губах вызвало в Кэти нарастающую дрожь желания. Его руки сжались, он притянул ее к себе, заставляя запрокинуть голову и завладевая ее губами в жадном поцелуе, таком продолжительном, что Кэти чуть не задохнулась. Она отбивалась, колотила по его массивной груди кулаками, но вместе с тем его смелые, крепкие губы доставляли ей неизъяснимое наслаждение.
Пол задрожал под их ногами, по стенам пробежал красный отблеск, как от пожара. Неужели Пита опять что-то напутала с заклинанием? Или это еще один подземный толчок?
Руки Кэти обмякли и безвольно опустились на его плечи. Она представляла себе, что ее целует и обнимает Рейф.
Противостоять безудержному потоку фантазии ей не удалось!
Предполагалось, что, выпив зелье, она влюбится в Мориса, но, как обычно, заклинание Питы подействовало иначе.
Сколько ночей она мечтала о таком наслаждении! Рейф словно околдовал ее. Ночами она мучилась бессонницей, желая ощутить рядом тепло его тела, и во сне, и утром, после пробуждения, и потому шесть с половиной лет она ложилась в постель одна.
Кэти вздохнула, отдаваясь столь опасной, но властной потребности представлять на месте Мориса другого, бесконечно желанного мужчину.
Еле слышно она прошептала:
— Как давно это было...
— Ты изголодалась — так же измучилась и изголодалась, как и я... дорогая, — отозвался он вкрадчивым шепотом, выдающим безудержную и опасную страсть. Подхватив на руки, он понес ее к постели, а она крепко обвила его шею.
Он поставил ее на пол возле кровати, и они простояли рядом долгую минуту, не прикасаясь друг к другу и просто наслаждаясь желанием. А потом его губы и язык вновь нашли ее рот.
Несколько быстрых движений — и ее рубашка и пеньюар упали на пол, обнажив соблазнительное тело.
Нагота придала Кэти бесстыдную смелость, уверенность в своих чарах. Она начала прикасаться к нему так, как некогда ласкала Рейфа. Одной рукой она вытащила шелковый свитер из-под ремня брюк и, просунув другую под шелк, погладила мускулистый живот и широкую грудь.
Быстро раздевшись, Морис увлек ее на постель и накрыл своим телом. Он знал не только, где именно следует ласкать ее, но и как ласкать, чтобы вызвать в ней трепет и умолять о большем. Вскоре она почувствовала, что тает под его руками.
А когда он довел ее до высот блаженства и трепет охватил обоих, она выкрикнула в экстазе не «Морис», а «Рейф».
Только когда все было кончено, Кэти поняла, что натворила, и попыталась извиниться:
— Морис, мне так жаль... — Она попробовала отодвинуться, мучаясь угрызениями совести, но он крепко обнял ее, снова притянул поближе и прижал к себе. — Мне так стыдно, — покаянно шептала она. — Не знаю, как это вышло... Морис, я искренне сожалею о том, что оскорбила тебя.
— Забудь об этом.
— Все было так восхитительно, а я... все испортила.
— Напротив.
Она почувствовала, как он нежно улыбается в темноте. В который раз доброта и великодушие Мориса дали ему моральное превосходство над грубоватым парнем, который, разумеется, воспылал бы страшной ревностью, произнеси Кэти в такую минуту имя другого мужчины.
— Прости меня, — вновь шепнула она.
Он приложил палец к ее губам, а когда заговорил, его акцент ничем не напоминал французский: носовые согласные исчезли, грассирующее «р» стало грубоватым и гортанным.
— Мне не за что прощать тебя, дорогая.
Он вновь завладел ее губами, и вскоре оба утратили связность мыслей.
Глава седьмая
Проснувшись, Рейф не сразу пришел в себя: спазматически сжимался желудок, усиливалась тошнота, а головная боль отдавалась пульсирующими толчками под закрытыми веками. Непонятно, откуда вдруг у него такое зверское похмелье?
Рядом пошевелилась Кэти, и ее теплые пальцы, скользнувшие по его груди, вызвали у Рейфа приступ тревоги.
Он в Мексике, в стране, где за его голову назначена награда.
Он соблазнил женщину, которую любил... вновь прибегнув к помощи маскарада.
Если прежде она не питала к нему презрения, то теперь, несомненно, испытает его сполна.