— Давай, Миранда. Пойдем.
Но Миранда еще не закончила:
— Попомни мои слова, — процедила она сквозь зубы. — Стая принадлежит оборотням. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы убедиться, что ты не станешь ее частью.
Сказав это, она развернулась и ушла.
— Игра началась, — пробормотала я в темноте. — Игра началась.
* * *
Я хотела по чему-нибудь ударить — вообще-то, мы оба хотели — из-за расстройства после общения с Мирандой. Я ее не боюсь; она слишком много говорит и слишком мало делает, чтобы меня охватил страх. Но она знает, куда ударить, чтобы нанести максимальный урон. Если бы она использовала свой ум с пользой — помогая Стае — вместо того, чтобы зацикливаться на Конноре, то, вероятно, могла бы сделать много хорошего.
— Может, ее найдет Чудовище Оватонны, — пробормотала я и направилась к хижине Трэйгера. — Она очень злобная.
Все еще кипя от злости, я постучала в его дверь.
Прошло несколько секунд, и дверь открылась, мне сквозь щель ухмыльнулся Трэйгер.
— Ты ошиблась хижиной, вамп?
— Спасибо, что признал мою природу, — ответила я и обрадовалась, увидев раздражение, вспыхнувшее в его глазах. — И нет. Я пришла поговорить с тобой.
— Мне нечего сказать ни тебе, ни кому-либо еще.
— Очаровательное поведение.
— Я здесь не для того, чтобы кого-нибудь очаровывать, тем более вампира.
— Да, ты уже говорил. Ты встречался с Пэйсли, когда она погибла.
— И что?
— Готова поспорить, ты знал ее лучше, чем кто-либо другой.
— Да, знал. Почему тебя это волнует? Ее больше нет.
— Так и есть. И мне любопытно.
В его глазах мелькнула боль, такая же острая и зверская, как та, что я видела у Данте. Но она изменилась, превратилась в гнев, пылкий и мучительный.
Он повернулся и вошел в хижину, оставив меня в дверях, затем растянулся на диване, уставившись в темное окно за ним.
— Задавай свои вопросы и проваливай. Как будто это имеет какое-то значение. Клан — это клан. Кэш, Эверетт и остальные будут делать только то, что им, черт возьми, вздумается, а что думаем мы, не имеет значения.
Приняв приглашение, я вошла внутрь и закрыла дверь. В воздухе витала только обычная магия оборотней. Ничего испорченного, ничего расщепленного.
Я огляделась. Это была одна из самых маленьких хижин, и она была еще более захудалой, чем наша. Мебель потрепана по краям, поверхности не совсем чистые, то тут, то там валяются банки.
Было интересно, как каждая семья начинала с одинакового базового строения, одинаковой хижины, которая практические эволюционировала, чтобы соответствовать их личностям, их образу жизни. Здесь особого прогресса я не заметила.
— Для меня это имеет значение, — сказала я, подходя к дивану. Я поглядела на мягкое кресло, коричневая кожа которого выцвела и была испещрена трещинами, подумывая, не сесть ли, но решила постоять. Учитывая его отношение, я лучше останусь на ногах. Буду готова на случай, если он набросится. В прямом и переносном смысле.
Глаза Трэйгера стали холодными, злыми.
— Может ты, блин, и большая шишка в Чикаго, но здесь ты никто. Так почему бы тебе не свалить отсюда вместе со своими вопросами и не оставить нас в покое?
Как много злости. И поэтому я выбрала честность.
— Потому что я думаю, что в этом клане что-то происходит. Я не совсем уверена, что именно, но здесь много злых людей. И двое мертвы. Я бы предпочла, чтобы их не стало больше.
Он лишь посмотрел на меня с суровым выражением лица.
— У нее были враги?
— У Пэйсли? Нет. Конечно, нет. Она была хорошим человеком. Милой. Она со всеми была дружелюбной.
— Ты думаешь, ее смерть была несчастным случаем?
Его губы сжались в тонкую линию.
— Меня там не было, не так ли? Никого не было. Клан говорит, что это был несчастный случай.
— А что ты думаешь по этому поводу?
— Клан такой, какой он есть. Он действует так, как действовал всегда. Что я думаю по этому поводу, не имеет значения.
— Как ты думаешь, кто убил Лорена? — спросила я.
Он выглянул в окно. Я бы дала ему лет девятнадцать-двадцать, а из-за этого он стал выглядеть еще моложе. Ребенок, ненавидящий несправедливость мира.
— Откуда, черт возьми, мне знать?
— Тебе лучше знать, чем мне, — ответила я. — Он тебе не нравился.
Выражение его лица не изменилось, но и возражать он не стал.
— В домике ты сказал, что он не принес клану ничего, кроме неприятностей, — произнесла я. — Что ты под этим имел в виду?
— Он был козлом, и он мертв. Так какая разница?
— Потому что кого-то это беспокоило настолько, чтобы его убить, — указала я. — Ты знал, что он был последним, с кем Пэйсли говорила перед смертью? И она из-за чего-то злилась, когда это произошло?