— Дорога дальняя, — пробормотал купец. — Рассчитываться стану — увидишь, где держу. А ты что спрашиваешь это, зачем тебе? — вдруг обозлился он и подошел к самому Ивану с сердитым литом.
Иван с усмешкой проговорил:
— Деньги твои при тебе. При тебе и будут. Чужого нам не надобно. А ежели кто злой человек, то только покличь меня…
Купец успокоился и доверчиво сказал:
— А что, не слыхать у вас ничего?
— А чего?
— Не безобразничают? Говорили мне — было на Сиземе смертоубийство.
— Спаси Бог. Не слыхали. Тут живем, а не слышно. Сторона наша глухая, и нет у нас этого баловства. По городам более работают…
Томительный вечер прошел. К полночи потухла жестяная лампа. Купец велел зажечь перед божницей лампадку и, глядя на нее, уснул на лавке в переднем углу, в ватной толстой жилетке, подложив под голову свой чемодан и закрывшись пиджаком.
Иван убрал посуду и лег на печку. Из-за сапогов купца, поставленных на печь сушиться, он стал следить за каждым движением своего постояльца, кровь быстро и горячо поплыла по жилам, руки сжались…
Вот захрапел купец.
Иван выждал и стал тихо приподыматься. Посмотрел на двери, сел на печке, долго, не шевелясь, глядел на купца и медленно, чтобы не скрипнуть на приступке, слез с печки. Слез и присел.
Купец вдруг повернулся лицом к нему, что-то забормотал и у него свалилась на пол рука, ударившись громко кокотышками.
Иван вздрогнул, помедлил и пополз за топором в задний угол.
Топор звякнул.
И опять купец заговорил во сне и долго что-то бормотал, и улыбался, и сосредоточенно вздыхал.
Иван стоял на четвереньках и, не отрываясь, глядел на купца, вздрагивая от холодного пола. И вновь пополз он. Зубы его стучали, сердце быстро колотилось под рубахой.
Когда он был совсем рядом с лавкой, уже видел в мягком лампадном свете блаженное, спокойное лицо купца с веселой и приветливой усмешкой.
Купец заприподымался, чуть не свалился с лавки, провел по лицу рукой, перекрестился и отвернулся к стене.
Иван ненадолго оцепенел. Еще один ползок — и он взялся левой рукой за лавку, подумал о работнике купца, потом странно оскалился и как взмахнул топором…
Стук, стук, стук, — раздалось в это время громко и отчетливо в окно и в сенях — стук, стук, стук…
Иван вытянулся весь, прямой, напряженный, слушающий, с широкими пораженными глазами, обращенными на купца.
Купец не проснулся, а лишь прижался к стене, стал тереть о нее руку — и вдруг громко-громко засмеялся во сне.
Иван побелел, волосы поднялись у него дыбом, он, не отрываясь, смотрел на купца, как бы забыв о стуке в сенях и в окно.
Стук, стук, стук, — раздалось снова, — стук, стук, стук…
Иван быстро с топором в руке пошел в сени.
Стук, стук, стук…
Дверь визгнула за Иваном, и ветер хлопнул ею, ворвавшись в сени щелями в крыше и со съезда.
Иван остановился.
Он услышал ясный и спокойный голос:
— Открой, Иван, двери. Пусти ночевать. Иван, ты слышишь, открывай, тебе говорю.
Иван подошел к двери вплотную и зашептал:
— Кто ты? Кто ты?..
— Открывай и узнаешь. Пусти скорее. Слышишь, Иван?! Не уйду, на пороге лягу, буду стеречь тебя.
«Пущу и убью», — мелькнуло в голове у него. И тотчас он щелкнул задвижкой.
Распахнулась дверь, и стало светло, как днем, вывалился топор из рук у Ивана, и увидел он перед собой небольшого седенького старичка с кужлявой седой бородой, в ризе с белыми крестами, узнал он Николу Угодника — и замер…
Посмотрел на него Никола Угодник грозно, брови седые насупил, шаг к нему сделал, погрозил пальцем и сказал:
— Не тронь его, Иван!
И слабым голосом ответил Иван:
— Не трону, батюшка Никола Милостивый!
— Возьми топор и иди.
Наклонился послушно Иван, взял топор и, сгорбившись, пошел в избу.
Затворились сами собою двери в сенях, и опять стало темно, и только бур я завыла и заплакала вокруг.
Остановился Иван у порога, заплакало у него и размякло сердце, губы сами собой зашептали: «Свят, свят, свят», он представился себе жалчайшим во всем мире и недостойным стоять даже у порога. Упал он на колени, воззрился на лампадку и зарыдал.
— Окаянный, душегуб, разбойник, женоубивец, каин…
И отворилось само собой одно окно, а в окне показался Никола Угодник с грозными очами и сказал:
— Так, так, Иван.
Проснулся купец и дико стал глядеть на Ивана, стоящего на коленях в слезах у порога и с топором в руке. Потом вскочил на лавку и закричал в смертельном страхе: