— Пускай, — кричат, — хозяин, гостей, отворяй ворота!
А старик говорит:
— Сиди, помалкивай…
Распахнулась тогда дверь; с гиком, визгом да присвистом ввалились в избу черные гости…
Встал старичок с лавки, перекрестил рот, дунул на них и сказал:
— Пусть половина из вас будет клопами, а половина крысами…
Сгинули гости… И полезли заместо них в ту дыру, что продолбил он долотом в стене, клопы, а в ту, что в полу пробуравил — крысы…
С той поры и клопов и крыс у мужика видимо-невидимо.
Александр Рославлев
ЛАПОТЬ
(Сказка)
Плел мужик лапоть.
Не хватило лыка и пошел мужик в лес липу облупливать, а лапоть то-с собой взял — там, думает, доплету, доделаю.
Пришел в лес, выбрал липу, какая поровнее, и стал лыко драть.
— О-ох-о-о, больно-о!
Оглянулся мужик, — никого нет.
Стал опять драть.
— Больно-о-о…
— Вот оказия-то, кто ж это, — глядит по сторонам, — а сердце-то как молоток: тук-тук-тук… — тук, тук, тук…
— Липа, ты?
— Я…
— Да каким же ты местом голос подаешь?
— Снутра.
— Господи, вот еще дело-то?.. Стало быть, больно.
— Больно… страсть.
— Ах ты беда, — почесал мужик затылок, — а мне на лапоть лыка нужно, что ж мне теперь делать-то?
Жалостливый был мужик — муху не обидит.
— Иди, мужик, к реке, сядь в лапоть и плыви в море, а там увидишь, что будет, — свое счастье найдешь.
Подивился мужик.
— Шутница, — по реке в лапте.
— Верно, мужик, говорю!
Покачал мужик головой, — пошел к реке. Кинул в воду лапоть — глядь — стал он такой большой, что хоть втроем садись — ну и диковина!
Сел в него мужик и поплыл.
Плывет день, плывет другой… на третий выплыл на середину моря. Стоит среди моря на зеленом острове белый град.
Причалил мужик к берегу — а народу на берегу тьма тьмущая.
Все мужику земно кланяются — хлеб-соль подносят. В церквах колокола звонят.
— За что, — дивуется мужик, — мне такая честь?
Ведут мужика по улицам, привели во дворец.
Входит он, страсть боязно. Везде бархат да золото.
Привели мужика в белую палату.
Глядит — сидит перед ним на троне Краса-царевна.
С лица белая-белая, что снег, а волосы кудрявые, зеленые.
Правая рука у нее завязана.
Поклонился мужик.
Стоит, переминается с ноги на ногу.
— Здравствуй, Степан, — говорит царевна и улыбается таково, душевно, ласково.
— Здравствуй, царевна, впервой тебя вижу, а ты меня знаешь — по имени назвала.
— Нет, не впервой — я и есть та самая липа, с которой ты лыко драл.
Задрожал мужик, как лист — сам не знает, что с ним стало — жизни не рад.
— Прости, царевна. Где было знать…
— Прощаю и за то, что пожалел ты меня, вот тебе мое кольцо, — и протянула ему левую руку. — Не могу сама снять — повредил ты мне правую руку.
Снял мужик кольцо.
— Надень, — говорит царевна.
Надел.
— Теперь ты мой жених, а я твоя невеста.
Засмеялась царевна-липа и сошла с трона, взяла левой рукой мужика за правую.
Стал мужик царем на зеленом острове, в белом граде.
Зажила у царицы рука, лишь остались на ней чуть заметные рубчики на тех местах, где мужик надрез на липе делали.
А лапоть прибили над воротами белого града, и кто проходит воротами или мимо, шапку снимает. Сделан-то лапоть не из липового лыка, а из нежной да белой царевиной кожи.
Александр Рославлев
ТРИ ДУБА
(Сказка)
Шел из Соловков странник, слепенький. В каких монастырях он не был, по каким иконам да мощам не прикладывался, не открылись его глаза. Шел странник, пылил лаптями, клюкой по дороге постукивал. Не знал, куда идти, где чуда искать.
Клонилось время к вечеру. Устал странник, захотелось ему есть. Отошел от дороги в сторонку, пошарил вокруг клюкой. Стукнула клюка о камень.
Сел на него странник, вынул из котомки черствого хлеба краюху, перекрестился и стал есть.
У того места, где сел странник, стояли три дуба. Стояли они рядом, сплелись ветвями, как родные братья. Были они крепки, высоки и развесисты.
Сидит странник, ест свою краюху и вдруг слышит:
— Опять, братцы, человек к нам пришел. Попросим его, чтобы за нас помолился.
— Не станет. Сколько приходило… Всякий за своим делом идет, кому о нас молиться?