Гуляет купец — рублями хоть реку пруди! Туда-сюда так и швыряет. Перепились парни с девками. Срамотища пошла.
Непристойные песни орут, а солдатка Арина скинула с себя все и, как мать родила, заходила по избе белой лебедью.
Руками и ногами такое выделывает, что купец инда вспотел весь, так его забрало.
А Сидень-посидень:
— Сижу-у — гляжу-у!..
— Убрать его отсюда! — заревел купец. — Что он шутит?
Все попритихли, — стоят — не знают, что делать.
— Что стоите — боитесь, что ль?
Подошел купец к посидню и взял его за бороду.
Все так и ахнули.
А посидень все свое:
— Сижу-у — гляжу-у!..
— Ты у меня сейчас поглядишь, — побагровел купец, — дам я тебе выволочку!
И давай посидня за бороду трясти.
— Ну, замолчишь?
— Сижу-у — гляжу-у!..
— Ах ты пес, так на ж тебе, старый хрыч!
Размахнулся купец, а не пришлось ему посидня ударить: повисла рука, что плеть.
Хотел было ее купец левой рукой пощупать — и с той то же.
— Каменею, — кричит, — ах, каменею!
И взаправду, стал он серым, повалился на пол. Глядят все: что за диво? Вместо купца — лежит похожий на человека камень серый.
Поняли все, — что поделом наказал купца посидень. Выволокли камень наружу, да с горы в реку!
Вернулись потом в избу, видят: ходит посидень.
— Встал дед. Вот чудеса-то!..
— Дождался, кого надо, пора и встать! — И засмеялся посидень, с лица посветлел.
Александр Рославлев
АНЧУТКА
(Сказка)
Днем Анчутка по щелям прятался, а ночью вылезал.
Чего только Анчутка ни выдумывал, как только Анчутка ни проказил, а снились его потехи пьяным мужикам да срамным бабам.
Жил на деревне Антон, божий старец, такой добрый, мухи не обидит.
И так и сяк к нему Анчутка подлизывался, напускал на него дурные сны, а старец спал, как младенец, и ничего не кроме серебряных ангельских крыльев да голубых Господних воздухов.
Заболел тяжело старец, пришло ему время помирать…
«Вот, — думает Анчутка, — когда ты — мой-то!»
Глянула ночь в окна, черная со звездами, золотыми гвоздями в небе. Вылез Анчутка из щели и, закидывая за плечи тонкие, длинные скользкие ноги, побежал к старцу.
Шмыгнул под дверь в избу, скрутился жгутиком, прыгнул к старцу на лавку и лег в головах. Лежит, усами пошевеливает, глазами позыркивает — напускает на старца грешные сны.
А старец-то не спал, только глаза у него были закрыты — так лежал, к смертному часу готовился, о жизни своей думы благочестивые думал.
Услыхал он, как Анчутка на постель сиганул, и запало ему на мысль поймать паскудника, чтобы он сонный покой не смущал, грешных снов не творил.
«Ох, испить бы», — говорит, словно во сне, старец.
Услыхал Анчутка — сейчас к рукомойнику, дунул на него — обернул рукомойник четвертью, а вместо воды — водка — и к старцу.
— На, — говорит, — выпей, родимый, — а сам обернулся дебелой бабой — кабацкой сидельщицей.
«Хитер ты, — думает старец. — Вина я не пью, водицы бы…»
— Это-то вода — какая водка? Хлебни-ка…
— Ан нет, — дух от нее нехороший, винный дух..
— А ты хлебни, дедушка!
— Ах ты такой, сякой, — поднялся дед, схватил Анчутку — бабу дебелую за руку и хочет крестным знаменьем в прах обратить.
Пропала баба — а заместо нее — мышь.
Держит ее старец в руке.
— Попался! — говорит.
А Анчутка плачется, таково жалобно просит: «Что хочешь, делай со мной — только не крести!»
— Ладно! Лезь в четвертную.
— Это не четвертная, а рукомойник!
— Все одно, лезь!
Сиганул Анчутка в рукомойник.
— Так-то, а теперича сиди здесь до скончания света! — перекрестил старик рукомойник.
Да слаб был, не удержал в руке — упал рукомойник на пол и разбился.
Завизжал Анчутка, закорчился. Крест всего его спалил.
— Ох-хо-хо! — простонал старец и помер.
…А Анчутка скорее из избы старца в соседнюю. Забился в первую попавшуюся щель и стал ожоги залечивать. Целых сорок дней сидел, пока не зажили.
Александр Рославлев
КОЗЛИНЫЕ СКАЗКИ
В той ли дальней земле, где сидят на царстве Гога да Магога — железные носы; за тем ли тыном из трех веретень Дурищи-Бабищи, Латефы-Манефы, что сама себе пятки обглодала меж рудых песков, по точеным камешкам бежит речка «Смородина», глубокая-преглубокая.
Ходит у речки рыжий козел, бороду мочит, броду ищет.
Выплывают водяницы на козла посмотреть, козлиных сказок послушать — тело девичье тонко, да гибко, что ивовый прут, а рыбий хвост серебром отливает: