В этом кочевом обществе наблюдалась двойственная картина. Утта и ее домочадцы вели известный мне образ жизни — образ жизни женщин, пользующихся Властью для поддержания своего правления. Остальные члены племени под руководством Айфинга следовали противоположному порядку — у них главенствовали мужчины. Я скоро увидела, что Утта была права: мне следовало поторопиться изучить все, что можно, потому что ее смерть была не за горами. Скитальческая жизнь клана в этом холоде не шла ей на пользу, хотя Аторфи и другие старались создать ей максимум комфорта. Наконец, Висма пошла прямо к Айфингу и твердо сказала, что он должен скорее выбрать более постоянное место для лагеря и обосноваться там на некоторое время, пока Утта еще жива. Этот намек так напугал Айфинга, что он тут же послал своих разведчиков искать такое место. Служба Утты в течение нескольких поколений приносила его клану «удачу», как они говорили, значительно большую, чем имели другие их соплеменники. Спустя десять дней после моего появления клан отправился к востоку. Я не могу сказать, сколько лиг мы оставили между собой и горами, которые все еще виднелись позади. Я много раз просила Утту посмотреть в ее шар и узнать что-нибудь о моих братьях, но она постоянно отвечала, что у нее уже нет сил на такой поиск. До тех пор, пока я не научилась помогать ей, это было бы бесполезной тратой ее сил и могло привести ее к смерти. Так что, если я хотела сама пользоваться шаром, в моих же интересах было оберегать Утту от лишнего напряжения и вбирать в себя то, что она могла мне дать. Но я с недоумением заметила, что, когда она следовала собственным желаниям, она была гораздо сильнее и могла сделать много больше, чем то, о чем я ее просила. Я знала, что должна всячески ублажать ее, если хочу получить назад утраченное, да и не иметь ее буфером между мной и мужчинами клана, особенно Сокфором, который преследовал меня взглядами, было действительно опасно. Если бы я вернула себе хоть какую-нибудь часть своей Власти, я освободилась бы от этой опасности: настоящую колдунью нелегко взять против ее воли. Моя мать однажды доказала это в крепости Верлейн, когда один из надменных дворян Карстена хотел сделать ее своей наложницей. Так что я склонила свою волю перед волей Утты. Она была не просто довольна, она торжествовала и почти лихорадочно работала со мной долгие часы, стараясь сделать меня равной себе, насколько могла. Я думаю, это было потому, что она уже много лет искала ученицу и не находила, и теперь все ее надежды сосредоточились на мне. У нее было мало техники Мудрых Женщин, и ее талант в основном был сродни колдовскому искусству, а не волшебному, так что мне, возможно, было бы легче ассимилироваться. Скоро меня начало раздражать, что мозг скачет как бы от одной части знаний к другой, вовсе не связанной с предыдущей, и то, что я впитывала, стараясь изо всех сил, было обширной массой концов и начал, которые я, казалось, так и не смогу привести в порядок. Я уже начала бояться, что так и останусь ее помощницей, без достаточно прочных знаний в каком-нибудь направлении, чтобы они послужили мне самой. Вполне возможно, что именно этого она сама и хотела.
После первых дней путешествия мы дважды устраивали долгие стоянки — один раз на десять дней — во время которых охотники пополняли наши запасы. Перед каждой охотой Утта работала со своей магией, заставляя меня добавлять туда и мою силу. Результатом колдовства были вложенные в мозг охотников детальные описания не только мест, где была дичь, но и мест, находящихся под влиянием Теней, которых надо было стараться избегать. Такие занятия сильно истощали ее, и мы потом не работали по крайней мере день. Но теперь я поняла ценность ее дарования для этого народа, и какие опасности и промахи подстерегали кланы, не имевшие такого стража. На тридцатый день наши сани свернули в узкую долину между двумя грядами утесов, изборожденную замерзшими ручьями. Мы спустились дальше в узкий конец воронкообразного ущелья, где уже стояла вода. Снег здесь был рыхлым, так что те, кто ехал в санях, не считая Утты, пошли пешком, чтобы облегчить собакам работу. Наконец, снег вообще исчез. Двое молодых людей подбежали, чтобы толкать сани Утты. На темной земле кое-где появились зеленые островки — сначала мох, а затем трава и кустики. Мы как бы перешагнули из одного сезона в другой всего за несколько шагов. Было тепло, так что мы сначала откинули капюшоны и распахнули плащи, а затем сняли их. Мужчины и женщины племени оголились до пояса, и я заметила, что моя нижняя туника прилипла к телу от пота. Мы подошли к потоку. Над ним клубился пар. Я хотела напиться, так как в горле пересохло, но вода оказалась горячей. Дыхание источника принесло центру этой долины почти лето. Наше продвижение сильно замедлилось — не из-за недостатка снега для саней, а потому, что мы время от времени останавливались, и Айфинг консультировался с Уттой. Было место, куда клан желал бы войти, но там могла быть опасность. Наконец, Утта дала сигнал, что можно идти без страха, и мы вошли в место, явно излюбленное для лагеря, место, излюбленное если не этим кланом, то каким-то другим. Везде были следы старых костров, длинные белые жерди для палаток. Гладкие скалы тоже способствовали безопасности. Вупсалы быстро устроили более постоянный, чем обычно, лагерь. Кожаные стены палаток были укреплены снаружи каменными стенами, так что, в конце концов, шкуры остались на виду только на крыше. Благодаря горячему пару в центре этого места требовалось меньше защиты от холода, чем в тех снегах, откуда мы пришли.