— Покажи мне, Мудрая Женщина, что ты не враг мне… и всем нам! — Она повернулась и вышла. Когда я удостоверилась, что она ушла, я опустила полотнище у входа и привязала его к внутреннему шесту. При опущенном полотнище входить не полагалось. У меня не было служанок, как у Утты, не было и учениц, но я все-таки действовала осторожно, боясь, что кто-нибудь подсматривает. Я раздула угли в жаровне, положила туда несколько сухих поленьев без коры и немного сухих трав. Когда заклубился ароматный дым, я сунула колючку в самый центр огня с сожалением, потому что у меня не было другой, если понадобится. Но Айлия была права: если Айфинг так твердо держит меня в своих мыслях, надо побыстрее разбить связующий сон. Это сработало: вождь не приближался ко мне, и никакие другие посетители меня не беспокоили. Вероятно, в их мозгах зашевелилось что-то другое. Я считала, что они обосновались тут, в тепле, хотя бы до конца зимы, но тепло — не главное. Встал вопрос о дичи, которая все реже встречалась поблизости. К тому же, этому народу была свойственна непоседливость, нм быстро надоедало любое место, даже обещавшее легкую жизнь.
Предоставленная самой себе — если не считать того, что каждое утро к моей двери приносили пищу и топливо — я проводила целые часы, пытаясь с помощью вещей Утты больше вспоминать о том, что могло помочь мне. Рано или поздно — скорее всего, рано — Айфинг и его люди придут просить моего предвидения. Конечно, я могу притвориться провидицей, но ведь это настоящий обман! Это предательство Власти — претендовать на то, чего нет! Я не смею этого делать, потому что рискую потерять и то малое, чего мне удалось достигнуть. Все мои попытки заняться предвидением оставались тщетными, усилия с поисковым лучом тоже ни к чему не привели. Может, есть что-нибудь другое, относящееся к Власти, что может помочь мне? Наконец, я наткнулась на это другое, аккуратно завернутое, лежавшее на дне сундука Утты, как нечто давно забытое. Я достала это и стала рассматривать. Это была вещь, которой пользуются ученицы в Месте Тишины, детская игрушка по сравнению с более сложными и лучше подготовленными помощниками, но теперь я снова стала ребенком в этих делах, и это лучше, чем ничего! Придется смириться и пользоваться тем, что есть. Это была деревянная доска с тремя вертикально вырезанными рядами рун. В первом ряду виднелись следы красной краски, теперь едва заметной, золотые, слегка поблекшие линии во втором, а третий ряд был очень темным, можно было лишь догадаться, что когда-то он был окрашен в черный цвет. Если я смогу делать эту работу, пусть в малой степени, то я отвечу на вопросы Айфинга, не прибегая к обману. Оставалось попробовать, как насчет моего собственного вопроса, на который я так жаждала получить ответ? С чего начать?
Кайлон! Кимок! Я закрыла глаза, представила их себе, самых близких моему сердцу, моих «вторых я», и чуть слышно запела слова, такие древние, что значение их утратилось, но звучание собирало некоторую энергию. Положив доску на колени и держа ее правой рукой, я коснулась ее гравированной поверхности пальцами левой руки и повела их сверху вниз сначала по красному ряду, потом по золотистому, а затем — насильно заставляя их двигаться — по черному. Я три раза повторила эту процедуру. И ответ пришел. Пальцы неожиданно остановились на неровной поверхности, словно погрузились в нее и тоже стали деревянными. Я открыла глаза, чтобы прочесть сообщение. Золото! Если можно верить, золото — жизнь, и не просто жизнь, а хорошо устроенная для тех, кого я так старалась достичь. Как только я в это поверила, прикосновение к доске сразу же стало слабее, и я смогла убрать пальцы. Тяжелый груз, который я носила, спал с меня. Я не могла не верить, что все прочла правильно! Ну, теперь насчет моего собственного будущего. Бегство… Как? Когда? Это было сложнее. Я не могла составить четкую картину в мозгу, как делала это относительно братьев. Я могла только построить сильное желание очутиться где-то в другом месте и ждать ответа. Снова мои пальцы прилипли, на этот раз почти у самого низа красной колонки. Значит, бегство возможно, но сопряжено с опасностью, и произойдет не очень скоро.
В полотнище моего входа кто-то поцарапался.
— Ясновидящая, мы идем, — раздался голос Айфинга.
Неужели моя контрмагия потерпела неудачу? Нет, если бы он пришел, как муж, он не назвал бы меня так и не стал бы ждать снаружи.
— Тот, кто идет, может войти, — ответила я формулой Утты. Я сдернула полотнище с кола. Айфинг был не один: за ними шли три воина, главные члены племени, действовавшие в качестве неофициальных советников. В ответ на мой приветственный жест они опустились на колени и сели на пятки передо мной.