— Но ведь он не настоящий человек, — сказал Хиларион. — Возможно, когда-то он и был им, но научился выращивать тела в цистерне и поселяться в них, когда старое тело изнашивалось. А машины сплели вокруг него такую защиту, что я не мог добраться до него никаким импульсом. Теперь он скоро узнает, что ты одной природы со мной, и запрет тебя тоже, чтобы добавить силу его машинам.
— Нет!
— Я тоже говорил «нет», однако не смог устоять против его «да». Но вместе с тобой мы сможем. Мне нужно только освободиться из кристалла, который нейтрализует все, что я посылаю против Зандора, и тогда посмотрим, кто сильнее — человек или машина. Теперь я знаю эти машины, все их стрессы и изношенность, знаю, как их атаковать. Освободи меня, колдунья, дай мне свою силу, и мы оба добьемся свободы. Если ты откажешь мне в помощи, то будешь заключена, как и я, на вечные времена.
— Но я уже заключена, — осторожно заметила я. Аргументы Хилариона были хорошо обоснованы, но я не забыла, что он сначала захотел сделать из меня не союзника, а только орудие. Он моментально прочел это и сказал:
— Подобный плен делает человека нетерпеливым, и если этот человек видит перед собой ключ от своей тюрьмы и вроде бы легко может взять его, разве он не протянет руку, чтобы схватить этот ключ? Ты принесла сюда мою вещь. В моих руках она будет ценнее всякой стали или разбрасывающей огонь трубки, какими пользуется этот народ.
— Жезл?
— Да. Это мой жезл, и я уже не надеялся увидеть его снова. Тебе он ни к чему, а мне он даст Силу.
— А как ты его возьмешь? Я не думаю, что твой столб легко сломать.
— Он выглядит крепким, но это видимое силовое поле. Поднеси к нему жезл…
— Значит, я так же могу освободиться?
— Нет! Ты же знаешь природу подобных жезлов. Они повинуются только тому, кто их сделал, в руках другого они ничто. Это не твой ключ, а мой! — Он говорил правду, но я теперь была пленницей, и его жезл был так же далек от него, как если бы он тоже был заключен в кристалл.
— Но…
Не знаю, что он хотел сказать, но внезапно он исчез из моего сна, и я осталась одна. Спала ли я дальше или нет — не знаю, но когда я открыла глаза, все было по-прежнему. Я видела сияющий столб и спину Хилариона. Но кое-что изменилось, серебряные нити, выходившие из вершины столба, ритмично покачивались, и я видела световые вспышки на тех экранах, которые были темными, когда я засыпала. Теперь перед ними сидели серые люди, а вокруг помоста шел Зандор, останавливаясь перед экранами, словно он читал вспышки, как руны. Серые люди работали автоматически, не отвлекаясь ни на что. Раздался глухой щелчок. Зандор повернул голову к большому экрану, отгораживающему эту часть помещения от камер серых людей. По поверхности экрана пробежала рябь. Искры вспыхивали, гасли и снова вспыхивали. Зандор изучил рисунок вспышек, а затем подбежал к свободному сидению у одного из маленьких экранов. Его пальцы быстро пробежали по кнопкам, и я тут же почувствовала такой удар, словно меня хлестнули по голому телу бичом. Это уже был не сон. Это был приказ или дисциплинарное взыскание, данное Хилариону, а я также почувствовала его, только, видимо, в меньшей степени. Вот, значит, каким образом Зандор заставлял своего пленника выполнять свои желания! Но об этом Хиларион мне не сказал. Я удивилась силе духа этого человека, так долго выдерживавшего в подобных условиях. Конечно, есть средства, с помощью которых мозг может отвести боль и телесные нужды. Мы рано начинали их изучать, потому что, если человек хочет пользоваться Властью, он должен иметь жестокий самоконтроль. Хиларион мог призвать эти средства для своей защиты, если только машина, полностью чуждая, не имела возможности уничтожить их. Я думаю, частично так оно и было. Я должна, как могу, помочь Хилариону, и не только из жалости, хотя она и проснулась во мне, но и потому, что и меня станут подвергать тем же приказам и стрессам. Я повертела в руках жезл. Хиларион предупреждал меня, что мне жезл не поможет, но у меня был Слабый шанс передать жезл ему. Я была уверена, что, когда Зандор освободит меня, он, конечно, потребует какую-то цену за мою свободу.