Тем не менее, нас не беспокоили. Мы иногда останавливались, чтобы дать передышку коням, да и себе позволяли вздремнуть; однако кто-то из нас всегда оставался на часах. По пути нам не встретилось ничего примечательного, если не считать каких-то любопытных зверьков, которые глазели на нас, выскакивая из-за кочек и кустов. И всё-таки чутьё разведчика подсказывало мне, что нас ждёт засада…
— Понимаешь, — отозвался на мои мысли Кимок, — они, вероятно, не подозревают, что мы надумали податься на восток. А если и подозревают, то, наверное, считают, что мы сами загоняем себя в ловушку, из которой единственный выход — это вернуться назад и оказаться таким образом у них в руках.
В его словах был смысл, но я почему-то не мог согласиться с ним полностью; и когда мы остановились на ночлег возле небольшого, бегущего с гор ручья, я не переставал думать о том, что лучше выдержать ещё одну колдовскую атаку, нежели ждать неизвестно чего.
— Думать так, — услышал я голос Каттеи, — значит, ставить себя под удар. — Опустившись на колени у ручья, она плескала холодную воду себе в лицо. — Они только того и ждут, чтобы кто-нибудь из нас потерял голову.
— Но не стоит забывать и об осторожности, — заметил я.
— Да уж, конечно… — Она испытующе посмотрела на меня. — Скажи мне, а вообще-то у тебя есть на примете какое-нибудь убежище?
Её вопрос смутил меня. «Неужели она думает, что мы похитили её из Обители ради того, чтобы скитаться по пустошам?» — обиделся я.
Каттея засмеялась.
— Нет, Кайлан, я так не думаю, я о вас лучшего мнения. Когда вы с Кимоком позвали меня, я поняла, что у вас есть какой-то план и что он как-то связан с этими горами, до которых мы так мучительно долго добираемся. Пора бы и мне рассказать о том, что вы задумали.
— Это Кимок, его идея, — ответил я. — Пусть он сам и расскажет.
Она стряхнула воду с рук и вытерла их о траву.
— Ладно, спрошу его.
Достав из походных мешков свой скудный провиант, мы уселись перекусить, и Кимок начал рассказывать Каттее о том, что узнал из манускриптов, хранящихся в Лормте. Она слушала его, не перебивая, и, когда он кончил, согласно кивнула.
— У меня есть ещё одно подтверждение твоим догадкам, брат. Весь последний час я, честно говоря, ехала вслепую…
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил я.
— Только то, что сказала, Кайлан. — Она, чуть нахмурясь, посмотрела на меня. — Я действительно ехала как в тумане. Местами он рассеивался, и я ещё различала деревья, кусты, камни; но большую часть пути он был сплошным.
— И ты даже не обмолвилась об этом!.. — удивился Кимок.
— Да, я не стала ничего говорить, потому что, наблюдая за вами, поняла, что для вас никакого тумана не существует. — Она завернула остаток хлебца в салфетку и положила его в седельный мешок. — Но это не от колдуний. Ты сказал, что нам доступно думать о востоке лишь благодаря тому, что мы полукровки. Скорее всего, так оно и есть. И я опасаюсь, что моё общение с колдуньями в какой-то мере сковало во мне эту свободу. Похоже, что если бы я присягнула в верности их делу и стала бы одной из них, то оказалась бы вообще неспособной идти с вами на восток.
— А что, если идти с нами дальше тебе будет ещё трудней? — не удержался я.
— Тогда вы поведёте меня, — ответила она спокойно. — Если этот запрет — только внушение, то, думаю, я рано или поздно справлюсь с ним, пусть даже не раньше, чем мы преодолеем этот символический барьер — горы. А мы его преодолеем. Я согласна с тобой, Кимок, что Владычицы не будут пока чинить нам препятствий, ибо убеждены, что нам придётся вернуться. Они не учитывают того, что двое из нас остаются зрячими…
Признаться, я не разделял её уверенности, но с другой стороны, на своём опыте я давно постиг ту истину, что излишняя озабоченность тем, что должно случиться, ничего не приносит в ход событий. Другое дело, всегда нужно быть готовым к худшему. Как знать, не окутает ли и нас с Кимоком колдовской туман? Карабкаться по горам, ничего не видя, — дело отчаянное.
— Этот туман… — обратился Кимок к сестре, опередив меня. — Какого он рода? Ты говоришь, он не сплошной?
Каттея покачала головой.
— Вовсе нет. Больше того, я думаю, на этот туман можно влиять силой воли. Стоило мне сосредоточиться на чём-то, что виделось смутно, как тень, стоило напрячь волю, и я начинала видеть яснее. Но это требует большого напряжения воли и может сработать против нас.
— Почему? — спросил я.
— Видишь ли, я постоянно должна прислушиваться…
— Прислушиваться? — Я невольно оглянулся.
— Прислушиваться — но не ушами, а внутренним слухом. Этим я могу встревожить их. Пока они не препятствуют нам, потому что выжидают, однако, где уверенность, что они не разъярятся, обнаружив, что нас не сдержали поставленные ими преграды.