Келлер стало жарко, она не сомневалась, что ее лицо пылает. Хорошо, что Гален его не видит. Жаль, что ей никогда не удастся признаться ему: она была бы очень рада, если бы он приласкал ее…
«В конце концов, я ведь кошка», – вспомнила она и опять удивилась, услышав его смешок.
«Значит, при таком тесном контакте ничего нельзя утаить», – догадалась Келлер.
Чтобы скрыть смущение, она заговорила вслух:
– Я стыжусь того, что случилось в те времена, когда я жила в первой семье, куда отдал меня Рассветный Круг. Тогда я подолгу оставалась наполовину пантерой, наполовину ребенком. Так мне было проще, а мои приемные родители не возражали.
Я тоже не был бы против, – отозвался Гален. – В таком виде ты прекрасна.
– Однажды, когда я сидела на коленях у моей приемной матери, а она расчесывала мои волосы, меня вдруг что-то испугало – какой-то шум на улице, может, автомобильный гудок. Я сорвалась с места и спряталась под стол.
Келлер сделала паузу, чтобы перевести дыхание. Она почувствовала, как Гален крепче обнял ее.
– А потом… приемная мать пыталась меня успокоить. Но я не могла думать ни о чем, кроме опасности, мне было очень, очень страшно. И я набросилась на нее, выпустив когти, – в то время я могла выпускать и втягивать их, – и была готова сделать что угодно, лишь бы удрать…
Она снова замолчала. Воспоминания были слишком мучительными.
– Ее пришлось отвезти в больницу. Не помню, сколько швов наложили на ее лицо. Зато мне отчетливо запомнилось, как меня отдали в другую семью. Я не виню первых приемных родителей, отказавшихся от меня. Мне всегда хотелось попросить у той женщины прощения.
Келлер умолкла, будто израсходовала все силы. Слышалось лишь дыхание Галена, и почему-то эти размеренные звуки успокаивали ее.
Наконец он тихо спросил:
– И это все?
Келлер вздрогнула, подняла голову и удивленно переспросила:
– А разве этого мало?
– Келлер… ты ведь была ребенком. И никому не хотела зла. Просто произошел несчастный случай. Ты напрасно винишь себя.
– Нет, не напрасно. Если бы я не поддалась инстинктам…
– Но это же нелепо. Обычные дети постоянно делают глупости. Ты станешь винить трехлетнего малыша, упавшего в бассейн, за то, что взрослый человек утонул, спасая его?
Келлер доверчиво положила голову ему на плечо:
– Конечно, не стану.
– Тогда почему ты упрекаешь себя за то, в чем нет твоей вины?
Келлер не ответила, но ей показалось, будто с ее плеч свалилась тяжкая ноша. Гален не винит ее. Может, он прав? Келлер всегда раскаивалась, всегда помнила о случившемся, но, выходит, ей нечего стыдиться.
Она покрепче обняла его.
Спасибо тебе, – произнесла она мысленно.
О, Келлер… Ты замечательная! Ты… само совершенство.
Несколько минут Келлер молчала, а потом мысленно обратилась к любимому:
Гален, когда придет время, выбери облик какого-нибудь доброго животного.
А я думал, ты считаешь, что каждый оборотень должен быть воином, – откликнулся он еле слышно.
Некоторым это ни к чему.
И она растворилась в его объятиях.
Целую вечность они точно купались в мягком, золотистом сиянии. Оно окружало их, проникало в них, объединяло. Иногда Келлер не могла отличить мысли Галена от собственных.
Знаешь, я часто пишу стихи, – признался он. – Вернее, пытаюсь писать. Моим родителям это не по душе, они даже стыдятся. Вместо того чтобы стать хорошим охотником, их сын сочиняет какую-то чушь.
Я часто вижу один страшный сон, – рассказывала Келлер. – Я стою на берегу океана, вижу волну высотой в сотню футов, знаю, что она приближается и что мне ни за что не спастись. Ведь тебе известно, что все кошки боятся воды. Наверное, в этом все дело.
А я постоянно думаю о том, каким животным быть забавнее всего. И всегда выбираю какую-нибудь птицу. Ничто не сравнится с умением летать!
Мне всегда приходилось скрывать от приемных матерей, как мне нравится точить когти. Я считала себя очень хитрой, потому что прятала разодранные мною чулки. Но однажды я не удержалась и разорвала шторы, и об этом узнали все.
Разговор продолжался бесконечно. Келлер увлеклась им, тихо радуясь близости Галена и тому, что ей незачем прятаться, притворяться или защищаться. Она впервые поняла, как приятно быть самой собой.
Гален знает, кто она, он принимает ее такой, какая она есть. Полностью. И он любит ее, восхищается ее красотой, и ему близка ее душа.
Их нежная взаимная любовь потрясла Келлер.
Ей хотелось, чтобы так продолжалось вечно.
Но им уготована другая судьба. Грядет событие, о котором сейчас не хотелось думать. И все же мысли о нем прорывались сквозь теплое сияние, окружавшее их.
Мир… Кроме них, существует еще целый мир. И этот мир в опасности! Забывать об этом нельзя.
Гален…
Да, я помню.
Очень медленно и неохотно Гален выпрямился, отстранил ее. Но убрать руки с ее плеч он не смог. Они долго стояли, глядя друг другу в глаза.
Как ни странно, телепатический контакт при этом не прервался. Они по-прежнему читали мысли друг друга, видели их отражение в глазах.
Больше такое никогда не повторится, – сказала Келлер.
Знаю. – Он прекрасно понимал, что сейчас, сию минуту все изменится.
Нам нельзя больше говорить об этом, нельзя даже оставаться вдвоем. Это несправедливо по отношению к Илиане. Мы попытаемся забыть друг друга и продолжать жить.
Знаю, – повторил Гален. Келлер удивлялась его смирению, пока не обнаружила, что на его глаза навернулись слезы. – Келлер, это я во всем виноват. Если бы я не был принцем Первого Дома…
Мы никогда не встретились бы. А это еще хуже.
– Правда? – спросил он вслух, словно нуждался в подтверждении.
Да, – мысленно отозвалась Келлер. – Гален, как я рада, что мы встретились! Рада, что познакомилась с тобой. И если мы выживем, буду помнить об этом всю жизнь.
Он снова заключил ее в объятия.
– Мы придумали, босс, – объявила Уинни.
Ее глаза сверкали. По сравнению с ней Нисса выглядела почти спокойной.
– Что? – спросила Келлер.
Она не утратила остроты восприятия, несмотря на ночь, проведенную без сна. Они с Галеном засиделись до утра, читая свитки, дабы убедиться, что ничего не упустили. О своей находке они уже рассказали остальным.
Уинни лукаво улыбнулась:
– Мы придумали, как защитить Илиану в субботу на вечеринке. Все обдумали, способ верный!
«В любом плане есть недостатки», – подумала Келлер, но вслух попросила:
– Рассказывай.
– Вот что мы решили: поставим защиту вокруг всего дома Эштон-Хьюзов, такую же, как защита, воздвигнутая бабушкой Харман, – самую крепкую, на которую только способен Рассветный Круг. Но поставить защиту надо немедленно, как можно раньше. Мы выстроим ее так, чтобы сквозь нее могли проходить только люди.
– И добавим оцепление, – подхватила Нисса. – Сейчас же расставим вокруг дома агентов Рассветного Круга. Никто не войдет в дом и не выйдет оттуда незамеченным. Мы сможем прибыть на вечеринку, зная, что в доме безопасно.
– Мы просто перевезем Илиану из одного надежного убежища в другое, – заключила Уинни. – Если сумеем удержать ее здесь до субботнего вечера, тогда никакая опасность ей не грозит.
Келлер задумалась.
– Надо позаботиться и о безопасности лимузина. Абсолютной безопасности.
– Конечно, – кивнула Уинни. – Я займусь этим.
– Пусть агенты проверяют каждого, кто входит в дом, а не просто следят за приходящими. Можно ли сделать это?