Я не знал, верить или не верить, хотя Свег клялся самым дорогим, что у него есть, уверяя, что все сказанное — истинная правда.
— А какое-либо подтверждение твоим словам имеется?
Боярин вздохнул:
— Бочка. Она до сих пор сохранилась. Но самое главное доказательство — золотой обруч для волос, который царь когда-то подарил своей жене, — украден. Служанка Олены сбежала, прихватив его и остальные драгоценности.
Я задумался. Говорят, царь Салтан долго переживал, что сотворил эдакое с любимой супругой. Если все так и есть, то сведения очень ценные, надо придумать, как толком ими распорядиться. Но не дело решать государственные проблемы на ходу.
Утром мы отправились дальше. Путь из имения боярина Свега лежал мимо жилища Чародея. Я решил навестить и его. Под подозрением были все, кто когда-либо встречался с моей супругой или ее братом.
Жена, едва увидев терем колдуна, замерла:
— Не хочу туда ехать. Неужели вы желаете пригласить на пир этого гнусного старикашку?
Я сделал удивленное лицо:
— Вы и с ним успели познакомиться? Интересно, при каких же обстоятельствах?
Любка сердито закусила губу:
— При очень плохих. Думала, найду у старичка приют и помощь, а наткнулась на маньяка.
Я нахмурился:
— Вы подверглись насилию?
Девчонка гордо вздернула подбородок и хихикнула:
— Скорее уж он. Надеюсь, навек меня запомнил.
В этом я уверен. Сам видел, что случилось с бородой колдуна. Но вслух сказал:
— Пригласить его придется, Чародей — самый богатый и влиятельный из моих подданных.
Супруга послушно согласилась, но в глазах запрыгали чертенята. Она елейным голоском произнесла:
— Да пожалуйста, раз вы так желаете. Надеюсь, мое появление очень обрадует этого вашего самого богатого и влиятельного.
Арапы спешили нам навстречу. Никогда не мог понять, зачем Чародею нужны эти чернокожие. Впрочем, у каждого свои причуды.
Я вошел первым. На полшага позади следовала Любка. Чародей встретил нас, склонившись в приветственном поклоне. Потом разогнулся, перевел взгляд с меня на мою спутницу. Дернулся, будто его чем-то укололи. Затем на лице его появилась злобная ухмылка. Старичок заверещал своим противным тоненьким голоском:
— Повелитель! Век не забуду! Как и благодарить за такой подарок? Эта ведьмочка мне ночами снилась. Вот уж отомщу!
Я про себя хмыкнул: старичка ждет неприятный сюрприз. И укоризненно произнес:
— Верный слуга мой, Чародей, ты что-то путаешь. Перед тобою — моя супруга, повелительница княжества и твоя госпожа.
Казалось, голова Чародея лопнет от прилива крови. Однако старый интриган соображал быстро. Он рухнул на колени и залепетал:
— Простите, повелитель! Простите, государыня! Как я мог так оплошать?! Уж не гневайтесь на старика.
Я скосил глаза на Любку. Как поведет себя супруга? Она только что стояла, нахохлившись, словно воробей, но тут улыбнулась во весь рот и шагнула к ползущему по полу колдуну. Тот замер, очевидно, собираясь шарахнуться в сторону.
— Это вы меня простите, боярин Чародей. Моя вина. Не рассчитала своих сил, напросившись на полет с вами. Никогда так высоко не взлетала, вот и испугалась ужасно.
И тут же пояснила мне:
— Он не виноват. Просто сильно беспокоился, что я могу упасть и разбиться. Вот и сердится до сих пор на меня. Вместо того чтобы спокойно держаться за его бороду, я стала кричать и дергаться, а потом…
Чародей дальнейших воспоминаний явно не желал, поэтому торопливо прервал рассказ:
— Повелительница, простите еще раз! Не рассчитал, не подумал, что вы — хрупкая женщина…
Из уст колдуна хлынул мед восхвалений талантов и достоинств Любки. Хитрый старикашка спешил исправить промах. А Любка опустила ресницы, пряча лукавый взор.
Я одобрительно хмыкнул: супруга и умна, и весьма находчива. Понимает, что худой мир лучше доброй ссоры. Ей бы зваться не Любкой, а Василисой Премудрой. Я постарался, чтобы на лице не мелькнуло и тени сомнений в правдивости ее слов. И девчонкой, помимо воли, даже восхитился. Но актриса она хорошая, и это может быть опасным.
Едва поднявшись с колен, Чародей приказал накрывать на стол. Каких только кушаний не притащили его чернокожие слуги! Хозяин изо всех сил старался меня задобрить. А я посматривал на тщедушную фигурку с огромной головой и думал: «Не в коня корм».