Когда она росла, военно-морские силы США полностью контролировали ее жизнь, указывая ее отцу, а, следовательно, и ей, когда и куда им требовалось переместиться. Власть ВМФ над ее жизнью была постоянной угрозой ее спокойствию. С той угрозой она ничего не могла поделать, но с этой новой властью, появившейся в результате их любви, она не собиралась мириться.
– Вышла из-под контроля, – сказал он задумчиво, повторяя ее слова. – Очень хорошо. Это значит, что я оказался в такой ситуации не один. И не один борюсь с ней.
Она вскинула руки.
– Ты не борешься. Совсем не борешься.
– И это тебя огорчает?
– Ты подавляешь меня, – сказала она. Ее голос дрогнул. «Потому что то, что я чувствую по отношению к тебе, путает меня».
– Я не подавляю, я люблю тебя.
– Ну, так не люби! Он вздрогнул, словно от удара. Счастье, которое только что бурлило внутри него, исчезло.
– Кажется, я понимаю. Я был для тебя забавным, когда вел себя как заикающийся, что-то мямлящий идиот, который был постоянно потрясен и поражен тобой и твоей мистикой. Потрясен так, что не мог смотреть на вещи прямо. Я прав? Ты играла со мной, словно котенок с клубком ниток. Вам обоим, и тебе, и Греймокину, нужны более экзотические удовольствия. Не так ли?
– Ты говоришь абсолютную чепуху, Нов.
– Извини, но мне так не кажется. Ты получала удовольствие, наблюдая за сверхконсервативным юристом из большого города, которого вынесло из привычной для него спокойной глубины на быстрину. Ты вознамерилась увлечь меня, обладая колдовской властью, и у тебя не было никаких сомнений насчет того, что ты добьешься своего. Теперь, когда ты преуспела, со мной покончено. О'кей. Теперь мне все понятно.
– Нет, – сказала она почти плача. – Все, что ты говоришь, не правда.
– Да? Так мне остаться? И мы займемся любовью, а затем будем строить планы на будущее?
– Нет, – она никогда еще не чувствовала себя более несчастной.
– Отлично.
Это слово, которое он произнес, было буквально наполнено негодованием. Он смотрел на нее не отрываясь.
– Если ты думаешь, что я собираюсь поблагодарить тебя за доставленные мне удовольствия и покорно укатить в Нью-Йорк, то ты очень ошибаешься, дорогая леди. Я не собираюсь отпускать тебя, не показав еще раз, что возникло между нами и все еще существует.
«Как он ироничен», – подумала она. Он говорил ей о том, как она думала о нем до прошлой ночи. Она действительно хотела, чтобы он признал ее очарование и поддался на него. Теперь же все, что она хотела, это убежать от точно такого же очарования с его стороны. Она не хотела винить его, но от того, что он был прав, а она не права, его слова не стали для нее менее жестокими.
– Послушай, Нов. Я совершила большую глупость. Наверное, я никогда за свою жизнь не была большей дурой.
– Я так понимаю, что ты говоришь о времени, когда мы были в постели прошлой ночью, – в его голосе звучало холодное спокойствие.
Она сцепила руки.
– У меня нет никаких оправданий, я могу только извиниться перед тобой…
– За что? – взорвался он. – За то, что довела меня до такого состояния, когда я кроме желания к тебе ничего больше не чувствую. Леди, не беспокойтесь насчет извинений, я их все равно не приму.
– Тебе придется, Нов. Потому что сейчас это единственное, что я могу тебе предложить.
Он схватил ее и рванул к себе.
– Не правда. Я могу заставить тебя дать мне больше этого. И делать это до тех пор, пока ты не будешь совсем без сил для чего-нибудь другого, как просто лежать в кровати и просить, чтобы это повторилось.
Она с силой рванулась прочь.
– Перестань.
Неожиданно все погрузилось в темноту, и ее слова эхом отозвались в непроницаемой тишине комнаты.
Нов выругался и посмотрел в окно.
– Во всем городе погас свет. У тебя здесь есть спички и свечи? Она вздохнула.
– Сейчас принесу. Стой здесь, я знаю, где они.
Она направилась к маленькому столику, где у нее находилось несколько свечей. Через несколько секунд одна из свечей уже горела. Нов быстро подошел к столику и отобрал у нее спички, заявив, что остальные свечи он зажжет сам.
Устав спорить, она села на кровать и не двигаясь сидела на ней, пока не подошел Ноа.
Он поставил на кровать одно колено и стал сверху разглядывать ее.
– Тебя не стоит расстраивать, не так ли? – сказал он мягко.
– Ноа, я не имею никакого отношения к свету. Это сельская местность. Здесь цепи очень часто бывают перегружены.
– Конечно, конечно.
– Черт возьми, прекрати иронизировать!
– Да? А я так люблю разумные объяснения.
От его сарказма у нее по телу пробежал холодок.
Он наклонился к ней.
– Мне все равно, из-за тебя погас свет или не из-за тебя. Можешь гасить его и зажигать столько, сколько тебе этого захочется. Но это все равно не заставит меня забыть все, что произошло между нами. И тебе я тоже не позволю забыть об этом.
– Уходи, пожалуйста, уходи.
– Я уйду, но сначала… Он повалил ее и с силой прижал к кровати.
– Ноа, нет…
– Я должен, – сказал он грубо, отбрасывая и сдергивая мешающие ему кружева. – Я должен доказать себе, что прошлая ночь была не результатом помрачения моего сознания, не результатом твоего колдовства и экспериментов надо мной.
Она говорила себе, что не хочет этого, но даже все еще продолжая слабо отталкивать его, она уже отвечала на его обжигающие поцелуи и ничего не могла поделать с этим. Горячая волна опять прокатилась по ее телу, проникая в каждую его частицу, и тело начинало предавать ее. Его рука скользнула вдоль ее бедра к животу, достигла нижнего края ее трусиков.