– Филиппо от меня отказался.
– Ты не ошиблась? – граф ошеломленно уставился на племянницу. – Скорее всего, Антонио запретил ему жениться на тебе, – сердито предположил он.
– Я не ошиблась, – сияя ровной улыбкой на светлом личике, Доминика прошлась по кабинету. – Филиппо уступил меня старшему брату ради выполнения воли покойного отца.
Лали показалось, что земля качнулась под ногами.
– А я напомнила Антонио о том, что он уже помолвлен с Мальвиной.
– Что он ответил?! – Лали больше не могла сдерживать себя.
Доминика не успела ответить, потому что в разговор вмешалась Монна.
– Дорогой, нам следует поторопиться со свадьбой твоей дочери, – заявила графиня, окидывая скептическим взглядом фигурку падчерицы. – Если в Бельфлере родится бастард, семья будет опозорена.
– Доминика, отведи Роберто в сад и позаботься о том, чтобы слуги не стояли под дверью, – попросил граф.
Племянница поспешила выполнить его приказание и, испуганно оглядываясь на Мальвину, вышла из кабинета вместе с мальчиком. Проводив ее взглядом, Людовико затем повернулся к жене и сухо потребовал:
– Не болтай глупостей, Монна. Еще не хватало, чтобы слуги услышали твои невероятные предположения.
– Невероятные? – возмутилась графиня. – Посмотри на свою дочь! У нее в глазах блестело вожделение, когда она смотрела на Карриоццо! Чему удивляться, ведь она выросла в гареме, а урокам любви там учат с малолетства! Как ты думаешь: отчего Антонио решил похитить ее? Неужели ты полагаешь, что сильный молодой мужчина отказался развлечься с наложницей из гарема?
– Не забывайся, Монна, – сухо произнес Людовико. Каменная неподвижность его фигуры говорила о бушующем внутри гневе. – Ты оскорбляешь Мальвину. А твои измышления отдают ревностью. Думаешь, я не заметил, какими глазами ты сама смотрела на Карриоццо?
– Похоже, синьора, вам лучше, нежели мне, известны пристрастия Антонио, – Лали решила вмешаться в разговор, хотя понимала, что неразумно ссориться с женой отца в первый же день. Но терпеть незаслуженные оскорбления она не собиралась. – Во всяком случае, по отношению ко мне синьор Карриоццо вел себя совершенно безупречно, и ни словом, ни делом не посмел оскорбить. Хотя еще неделю назад понятия не имел, что я – дочь графа де Бельфлер и, следовательно, его невеста. Что же касается уроков любви, то хочу сообщить вам главное правило, которому обучают в гареме: девственница должна хранить невинность до свадьбы, иначе ей не удастся найти себе супруга, а женщина (все равно – жена или наложница) обязана быть верной своему возлюбленному господину. Изменщицу евнухи бросают в море на корм рыбам. Очень неплохо, чтобы подобные законы соблюдались и в Европе.
Услышав речь, полную недвусмысленных намеков, Монна замерла и, уставившись в лицо падчерице, пыталась обжечь ее яростным взглядом. А Лали старательно пыталась сдержать резкости, рвущиеся с дрожащих губ. А про себя решила – если Монна продолжит ее оскорблять, то узнает очень много турецких слов. Таких, которые приличным дамам произносить не полагается.
Противостояние взглядов длилось несколько минут и завершилось тем, то Монна оскорблено надула губки:
– Я вижу, что в Бельфлере закончилась спокойная жизнь. Имей в виду, дорогой, что перевоспитывать твою слишком ученую дочь я не собираюсь. А тебе дам последний совет: ты все же разберись в отношениях между Карриоццо и Мальвиной.
Графиня бросила на Лали гневный взгляд и медленно выплыла из зала.
Повернувшись к дочери, граф ободряюще улыбнулся.
– Не обижайся на нее. Она успокоится. Знаешь, я, пожалуй, устрою праздник по поводу твоего счастливого возвращения. А еще лучше – проведем турнир. Что ты думаешь об этом?
– Бал? Турнир? – переспросила девушка.
Она уже была знакома с карнавалом, но с трудом представляла, о чем сейчас идет речь.
– Это звучит интересно.
– Вот и чудесно, – кивнул граф. – Думаю, через месяц мы все это и устроим.
51
С видимой неохотой Лали отбросила теплое одеяло, чувствуя себя зябко в прохладном утреннем воздухе, который тянул из приоткрытого окна. Девушка подумала о том, что даже на палубе корабля, когда ночной ветер кружил вокруг ее оголенной шеи, она так не мерзла. Впрочем, в те дни рядом с ней находился Антонио. Почувствует ли она еще когда-нибудь его сильные руки?
Лали вздохнула и с тоской посмотрела на очаг, представляя бушующее пламя. Она уже почти месяц жила под крышей родного дома, и поначалу жизнь в Бельфлере понравилась ей, но в последние дни Лали поняла, что скучает по Стамбулу. Зелень полей и разноцветье лугов Пармы восхищали девушку, но не шли ни в какое сравнение с пышностью садов дворца Ибрагим-паши. Лали не хотела признаться себе в том, что скучает по тем дням, когда рядом с ней был Антонио.
– Почему так холодно? – пробормотала она.
– Закрой окно, – предложила Доминика. – Впрочем, лучше выйти в сад. Там намного теплее, солнце уже взошло.
Лали оглянулась на сестру. Одетая в платье из блестящего салатового атласа с желтыми фестонами по краям, Доминика сидела перед зеркалом, старательно расчесывая свои волнистые рыжие волосы. Лали невольно улыбнулась, поймав взгляд сестры в зеркале. Как хорошо, что они подружились. При каждом удобном случае кузина настойчиво просила Лали рассказать о Стамбуле и жизни в гареме, а сама, в свою очередь, рассказывала сестре о Парме, Флоренции, Милане и Венеции, где успела побывать. Дружба с сестрой помогла Лали справиться с тоской, возникшей из-за исчезновения Антонио. Прошел уже месяц, а он ни разу не появился в Бельфлере. Неужели его не волнует, как она здесь живет?
Вздохнув, Лали отошла от окна. Сделав всего несколько шагов, она остановилась у камина.
– Почему нельзя разжечь огонь? Я ужасно мерзну, – посетовала она.
Доминика хихикнула и положила расческу на столик.
– Тебе бы мужчину погорячее! – дерзко заявила она и, увидев изумленные глаза сестры, быстро пояснила: – Так говорят служанки.
Лали вздохнула. Служанки правы. Если бы Антонио спал рядом с ней, не было бы нужды ни в одеяле, ни в огне.
– О нем страдаешь? – лукаво спросила Доминика, прерывая размышления сестры.
Застигнутая врасплох, Лали сердито взглянула на кузину.
– Не понимаю тебя.
– Я говорю об Антонио ди Карриоццо.
– Откуда ты это взяла? Это Монна разносит сплетни? – нахмурилась Лали.
Сестра знала все подробности ее бегства из Стамбула, но про чувства Лали к Антонио знать не могла.
– Вовсе нет. Я сама догадалась. Ты ведь любишь его?
Зажмурившись, Лали обреченно кивнула.
– А он тебя?
– Вряд ли. Возможно, если бы мы остались в Венеции, он со временем смог бы полюбить меня. Но он вернулся в Парму, увидел свою Монну и… Ах, Доминика, Антонио до сих пор не забыл свою любовь к этой ветренице!
– Ты зря сердишься на Монну. Она – очень милая и добрая женщина. А сейчас просто растерялась. И неудивительно, если у супруга внезапно появилась взрослая дочь. Да еще раскрасавица. Что же касается чувств самого Антонио…
Стук в дверь прервал их беседу, Вошла служанка и прямо с порога сообщила:
– Прибыл посланник из Карриоццо. Он сообщил, что его господа приняли приглашение приехать на турнир.
Лали едва не подпрыгнула на месте. Что означает согласие– Карриоццо? Быть может, он хочет увидеться с нею? Или с Монной?
– Синьора Монна знает? – поинтересовалась Доминика.
– Разумеется. Она сейчас обсуждает новый фасон платья для праздника с подругами. А потом они собираются опробовать помаду и пудру, которые не так давно привезли для синьоры из Флоренции.
Служанка исчезла, а Лали слегка усмехнулась. Ее смешил обычай белить лица, и даже насмешливые замечания Монны по поводу ее веснушек и кожи цвета липового меда не заставили Лали воспользоваться пудрой. Что же касается краски для глаз, то девушка не могла решиться воспользоваться ими, потому что ни мачеха, ни кузина не красились сурьмой.