Развернув коней, противники поскакали на исходную позицию, где их поджидали оруженосцы с новыми копьями, а затем вновь помчались навстречу друг другу. И снова ничья – оба остались в седле, а копья были сломаны. Третья попытка закончилась с тем же результатом. Распорядитель предложил объявить ничью, однако участники поединка отказались и вновь ринулись друг на друга.
За секунду до столкновения Людовико слегка отклонился в сторону. Этого было достаточно, чтобы он потерял равновесие, и копье Антонио, со всего размаху ударившее его в щит, выбило графа де Бельфлер из седла. Он упал на землю, едва не под копыта собственной лошади.
– Бой не окончен! – закричал Людовико и вытащил меч, засверкавший на солнце. – Спускайся с коня, Карриоццо!
Антонио поднял забрало. На трибунах воцарилась мертвая тишина.
– Чего ты добиваешься, Бельфлер?
– Чтобы ты спас честь моей дочери. Ты опорочил ее и обязан жениться.
Карриоццо взглянул на Лали. Будь проклято солнце, что запуталось в ее волосах, напоминая о минутах нежности, о чувствах, от которых он никак не может избавиться. Как она посмела привязать свою ленту к копью этого болвана Мессино!
– Я ничего не должен семейству де Бельфлер. А вы мне должны очень многое. Начиная с рудника Майано, который ваши предки обманом заполучили лет двести назад, и заканчивая моей невестой, которую вы сумели соблазнить своим богатством, – чеканным голосом проговорил он. – И все же я отказываюсь продолжать бой, Бельфлер. Мне жаль огорчать твою нежную женушку. Ей вряд ли понравится терять свою молодость, ухаживая за больным стариком.
Взбешенный Бельфлер с силой вонзил меч в песок и крикнул оруженосцу:
– Принеси нам острые мечи!
– Ты рискуешь, Бельфлер.
– Если я выиграю бой – ты женишься на моей дочери, и мы заключим мир.
– А если я окажусь победителем – ты отдашь мне рудник Майано и забудешь о той давнишней помолвке. Ты принимаешь мои условия, Бельфлер?
– В память о моем друге – твоем отце – я не стану убивать тебя, мальчишка. Но за наглость ты заплатишь мне своей кровью, – рявкнул Людовико.
– Тогда, может, снимем доспехи? – хмуро предложил Антонио.
– Согласен!
Карриоццо приказал слуге принести острое оружие, затем спешился и передал поводья оруженосцу, который поспешил покинуть поле предстоящего сражения.
58
У перепуганной Лали пересохло в горле, от ужаса перехватило дыхание, когда рыцарям сменили мечи.
– Разве поединок не закончен? – девушка смотрела на кузину, не веря происходящему.
– Похоже, все только начинается, – испуганная Доминика в отчаянии кусала губы. – Хотя острое оружие запрещено на турнирах…
Девушки с тоскливой надеждой взглянули на епископа. Но оказалось, что священника вовсе не смутило решение противников биться насмерть. Епископ со странным для служителя церкви восторгом впился глазами в двух бойцов, уголки его губ изогнула легкая улыбка.
– Мама?.. – Доминика с удивлением уставилась на даму, сидевшую рядом с епископом. – Я не ожидала увидеть тебя здесь!
– Его преосвященство уговорил меня посетить Бельфлер. И впрямь глупо было пропустить столь занимательное зрелище.
Синьора дель Уциано окинула взглядом лицо Лали, скептически скривилась и, не соизволив даже поздороваться, вновь уставилась на поле, где началось сражение. Доротею, похоже, еще более чем епископа, интересовало происходящее. На лице женщины змеилась странная улыбка, глаза сверкали.
Лали оглянулась на остальных зрителей и поняла, что лишь ее и Доминику испугало сражение, а все остальные с восторгом подбадривали Антонио и Бельфлера. Правда, лицо Монны заметно побледнело. Похоже, ее весьма волнует исход поединка. Вот только кому из двух мужчин она отдает предпочтение?
Дальнейшие события казались Лали неясной, размытой картиной. От напряжения и страха девушка едва могла дышать. Крупные, горячие слезы застилали глаза, катились по ресницам, щекам, увлажняя ворот платья. Вцепившись в поручни кресла трясущимися руками, девушка заставила себя наблюдать за сражением, вздрагивая при каждом новом ударе от ужаса. А вокруг неистовствовали трибуны, зрители жаждали крови.
Хотя Антонио считался умелым бойцом, Людовико оказался достойным противником благодаря своему опыту и мастерству. И все же именно у Бельфлера, у первого, на рукаве показалась алая кровь. Осыпая противника яростными проклятиями, Людовико сцепил зубы и ринулся вперед.
Молодой соперник немедленно нанес новый сокрушительный удар, едва не задев грудь графа, но при этом забыл о собственной защите. Воспользовавшись удобным случаем, Бельфлер тут же ударил мечом по бедру противника.
Кровь отхлынула от лица Антонио, но он устоял, справившись с болью, и, не останавливаясь, продолжил наносить удары, умело владея мечом, и через несколько мгновений выбил из рук противника щит.
Лишившись защиты, граф не остановил боя. Вместо этого он решительно бросился вперед и нанес новый удар по руке Антонио. Кровь обоих противников увлажнила землю.
– Довольно! – оттолкнув Доминику, застывшую в испуге, Лали метнулась к епископу. – Вы должны остановить это! – потребовала она, не обращая внимания на окружающих. – Как можно смотреть на убийство?!
– Нельзя запретить мужчинам решать спор в честном поединке, – совершенно спокойно произнес епископ. – Сядь на место, девочка. Ты мешаешь мне смотреть.
– Смотреть?! – ужаснулась Лали. – И это говорит служитель Бога?
Монна, вскочив с места, ухватила падчерицу за пояс и оттащила в сторону.
– Ты с ума сошла! – горячо зашептала она, не переставая бросать тревожные взгляды на сражающихся. – Если не уймешься, я прикажу увести тебя отсюда.
– Ты хуже всех! Они сражаются из-за тебя, а ты этим наслаждаешься!
– Опомнись! – во взгляде мачехи застыло страдание. – Я здесь ни при чем!
– Разумеется, – Лали высвободилась из ее цепких рук и отступила назад. – Они сражаются из-за одной особы, которая изменила данному слову и вышла за другого.
– Я вышла замуж по любви! Я не виновата, что Антонио не захотел понять меня!
– Даже если так, то почему бы вам, синьора, не остановить этих сумасшедших?
– Это невозможно! – Монна обреченно рухнула на скамью и полными слез глазами впилась взглядом в поединщиков.
Но Лали не могла себя сдерживать и, забыв обо всем, бросилась туда, где в любой момент один из дорогих ей людей мог упасть, чтобы уже никогда не встать. Крики Доминики и Монны утонули в гвалте возбужденных голосов.
59
Она опомнилась, когда чьи-то руки с силой встряхнули ее за плечи. Чувствуя себя очнувшейся от страшного сна, Лали обвела взглядом окружающих, встретилась со светлыми глазами Карриоццо и тут же спрятала лицо на его горячей груди. Теплые, надежные руки Антонио вновь обнимали ее, и она замерла от счастья, что вновь чувствует эти прикосновения.
Откуда-то издали она слышала голос отца, крик Монны, осуждающую речь епископа, ропот толпы, но не отпускала Антонио и еще крепче прижималась к нему, страшась, что в любой момент он может отстраниться.
– Мальвина, отойди от него, – услышала она требовательный голос отца.
Затем раздался голос епископа, требовавшего наказать девушку, поправшую правила приличия.
– И все потому, что она выросла в мире мусульман и изменила своей вере.
Лали хотела возмутиться, но Антонио положил ей руку на затылок и крепко прижал к себе.
– Молчи, – шепнул он.
– Ваше преосвященство, уверяю, что моя дочь честная христианка, – тяжело дышавший Людовико старался говорить почтительно. – Она не изменила своей вере в плену. Вы правы в лишь одном: она выросла в другом мире, и наши обычаи чужды ей, но со временем Мальвина их узнает и привыкнет. Прошу вас простить ее за неучтивые слова по отношению к вам.