Кимберли скривилась.
— Прямо сейчас я могу прочесть тебя как открытую книгу. Ты сердишься, потому что я не послушалась твоих указаний и ушла за ограду, верно? Собираешься наорать на меня?
— Наверно, стоит. Просто так приказы я не раздаю. Я их отдал только в целях твоей безопасности.
— Знаю, — вздохнув, произнесла Кимберли. Она медленно повесила упряжь обратно на ржавый гвоздь. — Будь снисходителен. Я никогда не относилась хорошо к указаниям людей, которые думали, что знают, как для меня лучше. Давай приступай, кричи на меня.
Кавена переступил через порог, лицо его показалось из тени и попало в пробившийся через сквозную щель луч света. Зеленые глаза встретились с взглядом Кимберли, блеснув вспышкой искреннего понимания.
— У меня ощущение, что ругать тебя было бы не совсем хорошо. Более того, я понимаю, почему ты не послушалась приказа. По правде говоря, не могу утверждать, что осуждаю тебя. Это будет уж чересчур.
Она слабо улыбнулась.
— Твое семейство и служащие — все очень замечательные, Кавена.
— Но временами они сводят с ума.
Кимберли с признательностью взглянула на него.
— Я просто не привыкла к большой семье.
— Ты вообще не привыкла к семье, не так ли?
— Да, полагаю, да. Долгое время мы жили с мамой одни, потом осталась только я.
— И тебе так нравится.
— Это славно.
— Море свободы, — заметил Кавена, шагнув к ней поближе, чтобы можно было взглянуть ей прямо в лицо. — Думаешь, не знаю, на что похоже это ощущение? Не беспокоиться ни о ком, кроме себя? Не заниматься решением чьих-то еще проблем? Уходить и приходить, когда вздумается? Не быть на побегушках у всех, начиная со своей сестры и кончая ненормальными тетушкиными подругами?
И вдруг Кимберли осознала, что она не единственная, кому страстно хотелось побыть на время в одиночестве. Ее пребывание в этом семействе временное. Тогда как Кавена попал в ловушку взятых на себя обязательств. И будучи тем человеком, которым по сути и являлся, он никогда бы не сбежал от своего долга.
— Ах, Кавена, — прошептала она тихо, поднимая руку и касаясь его лица. — Я не осознавала, не понимала, каково тебе приходится.
Ее янтарные глаза наполнились до краев пониманием и добротой.
— Ким, — пробормотал он, пиджак его соскользнул на пыльный пол. — Кимберли, я …
Кавена оборвал фразу, потянулся и сжал ее в объятиях с неистовым голодом, который, казалось, непонятно откуда взялся. Его неожиданная страсть поглотила ее. Кимберли ощутила, как сомкнулись его объятия, руки со страстным желанием обхватили ее тело, а рот его захватил ее губы в плен. И когда этот самый рот потребовал более тесного контакта, она с готовностью их раскрыла. А уж когда Кавена подхватил ладонями ее обтянутые джинсами бедра и прижал их к себе, она не удержалась от тихого стона. Его тело сильно напряглось, когда соприкоснулось с ее мягкими изгибами. Под облегающей тканью его одежды она безошибочно ощутила свидетельство его возбуждения. Первобытный инстинкт взыграл в Кимберли, наполняя ее мгновенной вспышкой безрассудного желания.
Последние три дня она твердила себе, что не знает в достаточной степени этого мужчину, чтобы даже подумать об отношениях с ним.
А то, что Кимберли о нем знала, так или иначе, показывало: он не подходит ей ни по каким статьям. Однако этим утром она, наконец, поняла, что они, в конечном итоге, не так уж сильно отличаются. Кавену загнали в ситуацию, которую она всегда избегала, впрочем, это не означало, что его стремления не совпадают с ее собственными. Ему никогда не быть столь же свободным, как удается ей, и она всей душой сочувствовала, какой, должно быть, ценой досталось ему это самопожертвование.
— Ты можешь прочесть сейчас мои мысли, Ким? — хриплым голосом требовательно спросил Кавена, неохотно отнимая свой рот от ее губ. Ладони его скользнули под ее хлопчатобумажную трикотажную блузку и нашли застежку бюстгальтера. Когда ему удалось ее расстегнуть, Кавена застонал и провел пальцами по ребрам, пока краем ладоней не почувствовал полноту ее груди. — Ты обязана знать точно, о чем я думаю. Я хочу тебя, Ким. И хочу уже два месяца. Ты мне нужна.
— Да, — затаив дыхание, смиренно произнесла Кимберли, разом отвечая на все заданные им вопросы, как явные, так и невысказанные. — О, да, Кавена.
— О, Боже, Ким. Иди ко мне, милая, и позволь любить тебя. Я так жажду коснуться тебя. Ты не представляешь, что это такое: быть с тобой в одном доме, но не в одной постели.
Обжигающий страстный призыв смел остатки ее сдержанности. Кимберли обвила его руками и без всякого протеста позволила стянуть блузку через голову. На пол упал расстегнутый бюстгальтер, и Кавена резко вздохнул, упиваясь открывшимся зрелищем ее груди.
— Крепкие и зрелые. — Пробежался он большими пальцами по вершинам. — В точности, как грозди винограда, готовые к сбору. Я так хочу тебя, милая.
Прижавшись головой к его груди, Кимберли закрыла глаза и позволила захватывающим чувствам унести ее прочь. Она смутно осознавала, что Кавена опускает ее на пол. Потом ощутила, как он постелил под нее пиджак прежде, чем легко опрокинуть ее на спину. А затем он уже лежал рядом с ней и освобождал ее от джинсов.
— Мы здесь одни, — прохрипел Кавена. — Только ты и я. Просто идеально. Абсолютно идеально. И ты тоже идеальна.
Кимберли улыбнулась ему снизу. Из-под полуприкрытых век мерцал взгляд, в котором сквозила извечная женская тайна.
— Я не думала, что когда-нибудь это между нами произойдет…
— Так позволь мне сейчас привести тебя к этой мысли, Кимберли. Я позабочусь о тебе. Тебе будет хорошо. Обещаю.
Его ладони резко потянули тесные джинсы, и те сползли с ее бедер вниз. Вместе с ними он стащил и ее трусики-бикини.
Еще мгновение — и она лежит обнаженная. Тело ее наполнялось желанием, которое она могла прочесть и в нем. Ее пальцы робко коснулись пуговиц его рабочей рубашки. Пока Кимберли возилась с трудной задачей, пытаясь его раздеть, ладони Кавены собственнически устроились на ее плоском животе.
— Ты трясешься, как осиновый лист, — сильно изумившись, озвучил он свои наблюдения.
— Я знаю.
— Ты боишься меня?
— Разве я выгляжу испуганной?
Он наклонил голову и лизнул выступающие вершины.
— Ты выглядишь прекрасной.
— Кавена, я ведь не одна тут дрожу. Ты боишься меня?
— Наверно, стоило бы, — прохрипел он, скользя пальцами к месту, где расходились ее бедра. — Каждому здравомыслящему мужчине стоит бояться ведьмочек.
Казалось, его завораживало, как инстинктивно откликается ее тело на его прикосновения. Кимберли стянула рубашку с его плеч, потом начала бороться с джинсами. От ее возни нетерпение Кавены возросло, и он приподнялся и закончил сию работу.
Кимберли охватила взглядом его полностью обнаженное тело, зачарованная видом явного доказательства, что Кавена желает ее. Сильный, жесткий и властный, он притянул ее ближе, позволяя чувствовать каждую твердую грань или угол своего тела. Его пальцы путешествовали по женственным формам, исследуя мягкую нежную плоть так, словно открывая нечто совершенно исключительное. Кимберли же сделала открытие, что его беззастенчивое наслаждение ею опьяняло ее саму. Никогда еще ее не охватывало такое возбуждение и предвкушение.
И все закружилось в жарком водовороте, подхватившем ее чувства.
— Я хочу тебя, — задыхаясь, наконец, произнесла Кимберли.
— Ты как будто удивлена, — пробормотал Кавена, дерзко заставляя рукой разойтись ее ноги.
— Так и есть. Я никогда никого так не хотела, — совершенно честно призналась она.
Словно ее слова превзошли то, что он мог вынести, сопротивление его сломалось, и Кавена подвинулся, распростерся во всю длину ее тела, уютно устроившись между ее бедер. Его страсть, как клеймо, прожигала ее кожу, и восхитительно было ощущать эту тяжесть гладкого мускулистого тела, сокрушительное давление которого, казалось, возбуждало каждый дюйм ее собственного. У Кимберли перехватило дыхание от предвкушения, смешанного со странным трепетом, ощущая, как он, твердый и готовый к действию, задержался на краю средоточия ее женственности. Рука его двигалась между их телами, трогая самую чувствительную ее часть, пока Кимберли не закричала и не вонзила ногти в его плечи.