Но по ночам опасались и других демонов. В ту эпоху воздушная среда воспринималась как враждебная человеку, и такие настроения не трудно было понять. Ночные страхи заставляли прибегать к соответствующим чарам; страх людей раннего средневековья отличался от нашей боязни темноты, поскольку мы, в общем-то, знаем, с чем можем столкнуться во тьме, а тогда ночь населяли неведомые твари. Опасность подстерегала и на улице, и даже в собственном доме. Подозревали не только бедных старух. Красивые женщины, благородные мужчины и даже священники весьма часто попадали под подозрение. В сознании людей перемешались наука, литература, простонародные верования, так что шум ветра по ночам или далекий вой вызывал у наших предков страх. В те давние времена божества свободно передвигались по воздуху; например, ночная охотница Диана. Это еще одно имя, вросшее в раннехристианское сознание. Ходили слухи об огромных змеях, встречавшихся на проселочных дорогах, проклятых, идущих в ад. Совы, ламии, призраки, погубленные души, демоны — ночь считалась их временем. Все это образовывало в сознании удивительный конгломерат, чему немало способствовало естественное человеческое стремление показать себя лучше, чем на самом деле. И мужчины и женщины не упускали случая привлечь к себе внимание рассказами о собственной смелости и находчивости при встречах с тем или иным непонятным явлением. Ничего удивительного — мужчины (да и женщины тоже) никогда не отказывались прихвастнуть своими подвигами, это поднимало их самооценку. Мало кому хватало ощущения собственной значимости. В общем, христианская религия не поощряет личных интересов, да и к самоуважению относится без одобрения; если это кому-то не нравится, есть два способа действий: один — продолжать пестовать в себе личное начало, оставаясь в лоне своей религии, другой — менять веру. Стремление повысить собственную значимость за счет зависти или страха соседей было характерно тогда для многих недалеких людей, сознание собственной важности позволяло гордиться собой, и все это век за веком впитывала в себя Церковь. Не один правоверный тешился мыслями о том, что вот он хороший, а соседка плохая, а может быть, даже ведьма.
Оборотни ни у кого не вызывали особого удивления, по крайней мере, в литературе они попадались то и дело. Можно сомневаться, что в Римской империи реально встречались оборотни, но мифы полны такими историями. Отцы Церкви пользовались этими историями в своих назидательных целях, но сами-то истории от этого становились только популярней. В своей работе «О граде Божием» блаженный Августин претендовал на изложение краткой истории мира, и естественно, не мог не включить (в главах XVI и XVII) множество сведений, может быть, и не заслуживающих доверия, но и не переводящих их в разряд невероятных. После разговора о Диомеде и его спутниках, превращенных в птиц, а также «о знаменитой волшебнице Цирцее, которая превратила в животных спутников Улисса, и об аркадцах, которые, влекомые роком, переплывали некое озеро, превращались там в волков…», автор обсуждает способности Пана и Юпитера превращать людей в волков, тем самым переводя рассуждения в плоскость метафизическую, и плавно переходит к вопросу о том, обладает ли дьявол возможностями подобного рода. Августин снова ссылается на «Золотого Осла» Апулея. В частности, он говорит, что сам слышал «об одной местности этой страны (Италии), где, говорили нам, женщины, содержащие постоялые дворы и обладающие такими скверными искусствами, часто дают путешественникам, каким хотят или могут, в сыре нечто такое, от чего те мгновенно превращаются во вьючных животных и таскают на себе какие-нибудь тяжести, и затем, по окончании работы, снова принимают прежний свой вид. При этом их ум не делается животным, а остается разумным и человеческим». Заметьте, Августин не передает слухи, он утверждает, что разговаривал с человеком, чей отец подвергся этой магии. Он «принял в сыре у себя дома яд и лежал в своей постели как бы спящим, но так, что его никоим образом не могли разбудить. Через несколько дней он проснулся и рассказал будто бы снившиеся ему тяжелые сны, а именно: будто он был ломовой лошадью и в числе других вьючных животных возил солдатский фураж… Оказалось впоследствии, что так и было в действительности, как он рассказывал; хотя ему все это представлялось в его же сновидении. … Другой рассказывал, что он ночью у себя дома, прежде чем лечь в постель, видел, как пришел к нему один хорошо известный ему философ и объяснил нечто из философии Платона, чего прежде, когда он о том просил его, не хотел объяснять. И когда он спрашивал после философа, почему тот в его доме сделал то, что отказывался сделать у себя, когда его просили о том, отвечал: «Я этого не делал, но мне грезилось во сне, что я это сделал… И в этом случае в фантастическом образе представлялось бодрствующему то, что другой видел во сне». Сам Августин пребывает здесь в некоем сомнении. Его вера в божественное всемогущество не позволяет допустить, что дьявол и в самом деле может перемещать людские души в зверей. «Но если демоны и делают нечто такое, о чем идет у нас речь, то, конечно, творят не новые природы, а изменяют по виду те, которые сотворены истинным Богом, так что они кажутся не тем, что они есть на самом деле».