Вряд ли нужно добавлять, что сегодня и сами экзорцисты часто попадают под подозрение в сговоре с врагом рода человеческого. Говорят, что дьявол только притворяется изгнанным, обманывая других. Но и тогда в применении к изгоняющим не раз звучало ужасное слово «договор», особенно если у экзорциста не оказывалось лицензии. Если изгоняющий не уполномочен небесами, значит, это ставленник ада. Возможно, это был не самый бесполезный принцип.
Среди других доносчиков выделяется имя Мэтью Хопкинса. Он, конечно, не был экзорцистом, но зато в качестве охотника на ведьм снискал определенную известность. Он действовал в Эссексе и прилегающих графствах в семнадцатом веке. Хопкинс начал свою деятельность в Мэннингтри, где в 1644 году он утверждал, что несколько ведьм собрались на шабаш возле его дома и приносили жертвы своим нечестивым богам. Ведьм схватили, наскоро допросили и повесили. А Хопкинс обрел свое призвание. Он ревностно и неутомимо преследовал ведьм и, по его подсчетам, с 1645 по 1647 год отправил на костер более двухсот человек. Во время междуцарствия правительство относилось к колдовству более чем серьезно, и уж во всяком случае серьезнее, чем при Стюартах. До тех пор, пока не вмешался закон, запретивший испытание ведьм через утопление, Хопкинс применял этот способ распознавания довольно часто, хотя по его словам только тогда, когда сами ведьмы этого требовали. Местные власти с благодарностью относились к его работе, выплачивая определенное вознаграждение за каждый успех. Говорят, что Хопкинсу даже удалось раздобыть где-то список ведьм, составленный самим дьяволом. Однако через некоторое время его бурная деятельность все же начала вызывать подозрение, и он даже написал и издал некую брошюру в свою защиту. Наверное, Бог испытал удовлетворение, когда Хопкинс мирно опочил в своем доме в Мэннингтри в 1647 году после долгой битвы с предполагаемыми Его врагами.
Глава девятая. Колдовство в Англии
Двухсотлетняя война с колдовством в Англии по форме несколько отличалась от войны, шедшей на Континенте. Зло (с обеих сторон), возможно, было столь же велико, но это было английское зло; скорее жесткое, чем жестокое, скорее очаговое, чем повсеместное, скорее чувственное, чем умозрительное. Да, казней было много. Но, похоже, не было стремления выстроить некий бездушный шаблон. Обвиняемых не вынуждали вспомнить все, что они видели или слышали на протяжении жизни. Закон не поощрял пытки, хотя дикости в обращении с заключенными хватало. Камеры пыток не окропляли святой водой и не окуривали освященными травами, пыточные инструменты не выставляли напоказ. Виновных в большинстве своем вешали, а не сжигали. Да только все это едва ли оправдывает Соединенное Королевство с точки зрения человечности.
Как сравнивать страдания женщины, скованной в противоестественной позе где-нибудь в английской глуши, много дней не спавшей, со страданиями другой женщины, сидящей в медленно нагревающемся железном кресле в застенках Бамберга? Их мучения никак не соприкасаются с христианской идеей. Испытания, которым подвергали ведьм, были настолько же жестоки, насколько и глупы. И там, и там происходящее было весьма сомнительным с точки зрения закона, и уж во всяком случае, чудовищно и глупо, или чудовищно глупо, если вдуматься в факты. В Англии христианская идея любви едва ли проявляла себя с большей очевидностью, чем на Континенте. Однако то ли по глупости, то ли из-за того, что здесь жестокость никогда не возводилась в культ, все-таки христианское учение о чистой любви не так безнадежно сплеталось с христианским учением о чистой ненависти.
Возможно, это как-то связано с Реформацией. Отказ от возвышенного римского образца привел ко всеобщему недоумению — какой же именно религиозный строй пыталось насадить государство в лице монарха? Сопротивление кальвинистской доктрине потребовало тщательно проверять всех возможных религиозных экстремистов. Никому не хотелось проблем на религиозной почве. Поэтому пришедшая с материка идея о том, что колдовство наступает по всем фронтам, не спешила укореняться в умах англичан. Власти никак не поощряли последователей авторов «Молота», никто не кричал о страшной угрозе церкви и короне со стороны деревенских травниц и повитух. Впрочем, и на Континенте в эту угрозу постепенно переставали верить, а с приходом Реформации суды инквизиции и вовсе пошли на спад. Если бы Лютер родился на тридцать лет раньше, жизнь тысяч известных ведьм могла бы быть спасена.