Миф об ангелах, обративших взоры на дочерей человеческих, породил богохульственную традицию сексуального союза чуждых и противоположных натур. Однако именно эта традиция ближе всего соприкасается с центральной догмой Церкви, в соответствие с которой Нечто (отнюдь не чуждое, не противоположное, но совершенный дух) вошло в чрево женщины и привело к великим последствиям.
Глава вторая. Прибытие дьявола
В Евангелии от Луки сказано, что Христос по возвращении семидесяти учеников сообщил им: «Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию»[12]. Если слово «небо» здесь означает Царство Небесное, тогда Иисус видел его уже очищенным от зла, и потому обещал: «Ничто не повредит вам», обращаясь к тем благословенным, которые были с Ним.
Подобное убеждение, похоже, было характерно для ранней Церкви; по собственному опыту ее члены знали то, что их наследники могли знать только по вере. Наступила полная свобода. В конце первого столетия Святой Игнатий[13] говорил о магах Вифлеема: «С того времени все колдовство и всякое волхвование было упразднено». Предсказатели утратили возможность предсказывать, могучие чудотворцы, заклинания которых сотрясали небо и землю, поумирали, не стало ночных кладбищенских призраков. В новом царстве ничему этому уже не было места, стало быть, и воевать с ними не было необходимости. Ведь сатана упал, как молния, с того неба.
Были однако и другие слова. Иисус говорил Петру: «… сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих»[14]. Задачей Петра было убеждать и утверждать, а не проклинать и опровергать, строить, а не сражаться. Святой Павел, правда, говорил о борьбе с княжествами и властями, и после него этот один из главнейших духовных конфликтов стал для Церкви еще важнее (увы! не в нынешних обстоятельствах). К концу второго века стало ясно, что и колдовство, и заклинания по-прежнему остаются в мире. Ириней[15], размышляя об Антихристе, писал: «Пусть никто не думает, что он совершает эти чудеса божественной силой; это сила магии». Триумф прошел, а неприятности остались. Небеса начинали все больше походить на небо, а не на душу; если сатана пал, как молния, то пал-то он на землю, и последствия его падения здесь были подобны удару молнии: он сжигал и уничтожал, а поскольку он свободно передвигался по всему миру, то и следы его деятельности обнаруживаются везде.
Истина же состояла в том, что Церковь начала испытывать нужду во враге, которого она могла бы свято ненавидеть. Врагу дозволено было духовное противостояние, но вовсе не ответная ненависть. Вздымались кресты, пылали костры, дикие звери вырвались на свободу. В мире, полном странных сект, диких легенд и ужасных обрядов, в мире, наполненном незримой силой, Церковь начала осознавать царивший повсюду антогонизм. Апокалипсис, в том числе канонический, начался.
Колдовство, направленное против империи или против соседа, продолжало существовать, как ни в чем не бывало, просто теперь оно существовало вне пределов Церкви. По-прежнему люди прибегали к гаданиям, а некоторой толикой «белой магии» — целительных заклинаний, защитных чар, драгоценных камней, амулетов и оберегов против болезней и сглаза — можно было и пренебречь. Церковь этими методами не пользовалась, поскольку все целительные силы она сосредоточила внутри себя, ее харизматическое служение было дано Христом. Сила Святого Духа распространялась на верующих, а там, где Дух не помогал, оставалась альтернатива — радостное подчинение. Так что на «белую магию» можно было не обращать внимания. Но оставалась черная.
Новая сила, пришедшая на континент, была враждебна колдовству. И гадания, и колдовство не различались и не одобрялись. История Симона Мага наглядно показывает противоречия старого и нового. Новая магия не ограничивалась соседским плетнем, она стремилась к всеохватности, даже масштабы Империи были для нее тесны. Любовь не только изливала любовь, но и сама могла быть любимой; это стало великим откровением. Но если любовь можно было любить, то ее можно было и ненавидеть. Если в мире проявила себя сверхъестественная воля, то колдовство неизбежно должно было стать ее врагом. В принципе, злокозненность должна быть присуща всем неверующим. «Кто не со мной, тот против меня», причем часто не преднамеренно и даже не осознанно. Но в корне колдовства лежит злой умысел. Чей? Церковь все отчетливее ощущала злобу той молнии, павшей с небес, и тех, в ком все еще горит ее смертельный отсвет.
13
Святой Игнатий Богоносец — священномученик древней Церкви, епископ Антиохийский примерно с 68 г., ученик Иоанна Богослова.
15
Святой Ириней Лионский (ок. 130–202) — один из первых Отцов Церкви, ведущий богослов II века, епископ Лиона. Автор сочинения «Против ересей».