— Не здесь! — горячо шепнул Колька, обжигая мне ухо дыханием. Пахло от него чесноком и чем-то мясным, вроде как котлетами, видать недавно с обеда вернулся — Ты щас же за почтой пойдешь? Я попрошу Семеныча, он меня подменит, а мы с тобой и поговорим! На улице, покурим!
— Так я же не курю, ты же знаешь — сделал я вид, что не понял, лихорадочно размышляя, чего же это Кольке понадобилось. Неужели все-таки Машка Бровина наболтала? Ой-ей…вот он, результат неверно проводимой колдунской политики! Вот нахрена мне было на нее воздействовать, да еще и предсказывать ей рождение двойни!
— Да я знаю, Васек, что не куришь! Ну чо ты, внатури?! Я ж не о том! Иди, иди почту получай, щас я у Петра Семеныча спрошусь и потолкуем!
Я пошел по лестнице наверх, на второй этаж, а Колька побежал к Морозову Петру Семеновичу, в просторечии «Семенычу», бывшему старшему участковому, который перешел в дежурную часть на должность дежурного перед самой пенсией. Мужик Семеныч был дельный, работу знал, был строг, но и особо гайки не закручивал, его уважали и сослуживцы, и люди с «земли».
Поднялся на этаж, прошел к канцелярии, зашел к Бровиной. Она на меня не глянула — ну зашел, и зашел кто-то, делов-то! А когда подняла взгляд, глаза ее заметно расширились и щеки как-то сразу зарумянились.
— Привет, Каганов! — сказала она таким ласковым голосом, что честно сказать я просто охренел. Это когда она встречала какого-то там участкового без обычных своих колкостей и подначек? Ощущение такое, что сейчас Маша встретила старого друга, которого давно не видела и которого немного стесняется. И даже чуть-чуть любит!
Когда в прошлый раз я увидел, что у нее родилась двойня, и какая-то сила заставила меня взять, и рассказать ей об этом — я потом долго думал, что со мной случилось, с какой вообще стати я вдруг начал пророчествовать, и почему не смог сдержаться. Ни к какому выводу так и не пришел. Я не понимаю, не могу понять, как действует Сила, и каким образом, когда и как она срабатывает. Возможно в тот раз Сила взяла надо мной верх, тогда — я ее не мог контролировать.
Хмм… «тогда»? А сейчас? Сейчас я уверен, что контролирую? Не нужно себя обманывать, я ни черта ничего не контролирую. Я пользуюсь Силой так, как если бы держал в руках электрический кабель под напряжением с оголенным концом, и время от времени прикладывал его к некому электромотору — то ли попаду в контакты и двигатель заработает, то ли не попаду…а может промахнусь, да и ткну в человека, стоящего рядом. Или себе в ногу. И уж точно не понимаю, как этот самый электроток приводит в движение механизм мотора.
— Вась, ты прости…я тут подружке рассказала, как ты меня это…хмм…вылечил! Я никому больше! Точно! И знаешь, я беременна! Тест сделала, точно, беременна! И задержка…
— За неделю-то? Да тут времени-то прошло нет ничего! Маш, ты чего?! Это просто случайно было! Я сам не знаю, что на меня нашло! Забудь, Маш!
— Я понимаю, понимаю! — Маша наклонилась ко мне и зашептала — Никому больше! Я только Люське Колькиной сказала! Они давно уже ребеночка пытаются заделать, а не получается! Всех врачей обошли! И результата никакого! И я не могла ей не сказать, прости. А с меня тебе подарок! Коньяк!
Маша пошарила где-то внизу и достала коробку, на которой была нарисована красивая бутылка и написано что-то латинскими буквами. Явный самопал откуда-нибудь из Казахстана — оттуда обычно тащат всякую дрянь в красивых бутылках, разведенный эссенцией галимый спирт.
— Нет, Маш! Оставь себе! — решительно отверг я соблазнительное предложение — Мужу отдашь! Я не пью. И это…поздравляю тебя! И Маш, я тебя попрошу…никому не надо говорить, ладно? Больше никому!
— Конечно, конечно! — заторопилась Маша — Никому! Я и Люське сказала — чтобы не болтала языком! Могила! Я — могила!
— Не говори так! — у меня в глазах потемнело, я наклонился к Маше и сквозь зубы процедил — Не езжайте на море! Не езжайте! В беду попадете! Сдайте билеты!
Маша отшатнулась от меня, а я вцепился руками в перегородку, отгораживающую ее место от остальной части комнаты, и очень постарался не упасть. У меня кружилась голова, а перед глазами стояла открытая могила, и рядом с ней — закрытый крышкой гроб. Рядом с гробом Маша в черном платке, бледная, как полотно. Она рыдает, вокруг стоят люди и я понимаю — в гробу лежит ее муж.
— Что ты…говоришь?! — Маша перепугалась, отшатнулась от меня, и смотрела так, как если бы из моей грудной клетки сейчас вдруг вылез «Чужой» — Вася, ты чего?!
— Ничего…забудь! — с трудом выдохнул я — давай я почту получу, мне идти надо. И это, Маш…не болтай, ладно? И не ездите в Адлер. Не надо!
Глава 2
— Каганов, результатов нет! Где протоколы на пьяных? Где мелкое хулиганство? Ты чем там вообще занимаешься, спишь? Забрался в глухомань, залег в берлогу, как медведь, и думаешь — что, результаты давать не нужно? И месячник противопожарной безопасности начинается, надо протоколы составлять на сжигающих мусор в своем дворе — где протоколы по противопожарной безопасности?
— Виктор Семеныч, да где я мелких хулиганов возьму? Был один, так его инсульт трахнул! На скорой увезли! А на кого мне тогда протокол составлять?
— А вот на него бы и составил! Пока в скорую тащили! Это Капустина, что ли?
— Откуда знаете?
— Это же деревня, тут все всех знают. Кстати — слыхал, что вроде как поднялся он? Вот сходил бы к нему, и составил на него протокол! Нет, Каганов, никак ты не хочешь работать. Вот Николайчук — он у себя там знаешь, как развернулся? По два протокола в день таскает! И хулиганов, и пьяниц оформляет! А ты чего отстаешь? Молодой, энергичный, тебе расти надо! Звание получать! А ты чего?
— Я чего? Да я в деревне живу, каждый день хожу мимо этих жителей, в одном магазине с ними продукты покупаю, и я их буду терроризировать протоколами?! По два штуки в день? Я что, идиот? Не представляю, как потом жить там буду. Николайчуку может и пофиг, у него рожа наглая, широкая — в три дня не обгадишь, а у меня духу не хватит терроризировать своих же селян!
— Знаешь, если у тебя духу не хватает — надо было в другое место идти работать. В больницу, например — всех бы жалел, всех спасал! Или в МЧС — спишь себе, раз в месяц съездишь на аварию, да и делов-то. А ты в полицию пришел! А раз пришел — надо служить! Работать! Нет, Каганов, так у нас с тобой дело не пойдет. Показателей нет, и если так будет продолжаться…
— Мне что, рапорт на увольнение написать? — перебил я начальника отделения участковых. Меня что-то зацепило в его словах. Я так-то все понимаю, начальство обязано давать накачку, дрючить подчиненного, но сегодня не тот день, и у меня не то настроение, чтобы выслушивать всю эту ересь.
— Я прямо сейчас могу! — меня несло, и словесный поток вырывался из моего рта будто помимо воли — вы так и скажите, товарищ майор! Я вот сейчас сижу и слушаю вас, вместо того, чтобы идти, и разбираться с людьми, которые бьют друг друга лопатой по голове. Вместо того, чтобы исполнить поисковые поручения. Вместо того, чтобы…на самом деле — работать! Хотите меня уволить — пожалуйста! Ищите другого дурака, который согласится забраться в Кучкино и будет там составлять протоколы на всех своих соседей, а потом отстирывать китель от плевков, которые остались на его спине! Я НЕДЕЛЮ в Кучкино работаю, я даже познакомиться со всеми в своей-то деревне не смог, а у меня их двадцать! И вы еще наезжаете, требуете от меня каких-то протоколов? Дайте листок бумаги! Щас рапорт напишу, раз не устраиваю!
Молчание. Тягостное такое, густое, как смола. Мда…вот меня понесло-то! Я что, не привык к дурацким разносам? Не привык слушать глупые начальственные высказывания? Что вообще такое со мной? Чего я так взвился?
— Виктор Семенович…Каганов и правда всего неделю у себя на земле. Может, дадим ему время укрепиться, наладить связи? Кстати, я сегодня общался с Самохиным Игорем Владимировичем — он Кагановым доволен. Так и сказал: правильный парень, хорошего участкового прислали. С людьми знакомится, не дурак, контакты налаживает. Конечно, спрашивать с Каганова нужно, но надо и дать время для адаптации! Он там вообще один, и вы сами знаете, какое у нас положение с участковыми, тем более что…