Проводив Игоря, Петр налил себе еще чаю и задумчиво болтал в кружке ложкой. Да, вот как бывает… Мишке тяжело, конечно. Петр по себе знал, как это — потерять семью. Слишком хорошо помнил он то отчаяние, бессилие, охватившее его, когда узнал, что вся его семья погибла. Пытался выжить, справиться с этой болью. И не смог. В петлю полез… Если бы не Мишка, давший ему тогда призрачную надежду…
Мужчина вздохнул. Ему Мишка надежду дал. Подарил жизнь. Подарил детей, жену. А вот как теперь его самого вытащить?
Раздались шаркающие шаги, и в дверном проеме возник Михаил. Постояв пару минут, он присел к столу.
— А я думал, мне привиделось… — прохрипел он, протягивая руку другу. — Здорово. Откуда ты?
— Ну здорово, — хмыкнул Петр, глядя на Михаила. — Очухался?
Мишка опустил немытую, обросшую голову.
— Лена погибла… — тихо проговорил он, вздохнув. — Выпить есть, Петь? Помянем…
— Хорош. Хватит уже. Напоминался, — мрачно глядя на него, проворчал Петр. — Еле выходил тебя. Ты себя видел? Не противно? Отец с матерью там с ума сходят. Месяц уже от тебя весточек нет. Всю совесть пропил? — сверля друга злым взглядом, расходился Петр.
— Что? — растерянно взглянул на него Михаил.
— А вот то, — Петр встал и заходил по кухне. Читать нотации? Так не дите же Мишка… Неет… Тут другими методами надо.
Подойдя к холодильнику, Петр взял с него и бросил на стол перед Мишкой стопку писем и телеграмм. О том, что на все он сам уже ответил, он умолчал.
— На, полюбуйся, — мрачно проговорил он, отворачиваясь к окну.
— Какое сегодня число? — не отрывая взгляда от рассыпавшихся по столу писем и телеграмм, бесцветным голосом спросил Михаил.
— Двадцать третье, — не поворачиваясь, отозвался Петр.
Мишка поднял на него изумленный взгляд.
— Лена погибла пятого… Родители уехали пятнадцатого… — бормотал он.
— Ноября, — коротко припечатал мужчина.
— Чёёрт… — закрывая лицо руками, выдал Михаил.
— Месяц. Беспробудного пьянства, — резюмировал Петр. — Силён. Еще налить? Продолжишь? — прищурился он.
Мишка затряс головой.
— Петь… Лена… — тихо пробормотал он.
— Жалости ждешь? — резко шагнув к столу, навис над ним Петр. — А не стану я тебя жалеть, понял? Да, погибла твоя Лена. Но жизнь продолжается! Так случилось. Жаль девочку. Но это уже не изменить! Думаешь, ей бы понравилось, во что ты превратился? Ты, фронтовик, герой Советского Союза! Мало ты на фронте насмотрелся? И выдержал! А тут что?
— У меня сын умирал! А я чувствовал… Всё чувствовал! Как из него жизнь уходила! — вдруг вскочил Мишка, в ярости заорав, глядя бешеным, налитым кровью взглядом на Петра. На его шее канатами вздулись вены. — Я двоих сразу хоронил! Понимаешь? Ты можешь представить, каково это — чувствовать до последней секунды, как умирает твой ребенок? — так же внезапно он обмяк и, рухнув обратно на табуретку, уронил голову на руки. — Я опоздал на пять минут… Грёбаных пять минут! И они бы были живы… — раздалось сдавленное из-под руки. Плечи Мишки затряслись. — Я пытался ее вернуть… Вылечить… Не дать умереть… Я пытался! — он поднял голову и посмотрел потухшими глазами на друга. — На черта мне этот дар, если я не смог помочь ей? На черта? Не увидел, не остановил, не вылечил! Всех лечил! Всех видел! А ее… Почему? — он снова бессильно уронил голову на руку.
— Брат Лены забрал ее мать из больницы, — тихо проговорил Петр, вновь отворачиваясь к окну. — Увез к родне в Севастополь. Врачи сказали, ей морской воздух полезен. Они заходили попрощаться два дня назад, — его слова падали медленно, тяжело, точно это не слова были, а огромные чугунные молоты, бившие Мишку по голове.
Мишка молчал. На его плечи медленно, бетонной плитой ложилось осознание того, что он натворил. Даже с матерью ее не простился… И в больнице не навещал… Как он мог?
— Помойся ступай. Несет от тебя… Самому-то не противно? — устало проворчал мужчина, доставая сковороду. — Сейчас картошки пожарю.
Утром Михаил отправился на службу. Вернулся он довольно скоро. Погон на плечах у него не было. Затеявший генеральную уборку Петр ошарашенно уставился на ушедшего пару часов назад друга.
— Уволили меня. За прогулы и пьянство, — опускаясь на стул, тихо проговорил Михаил. — Квартиру надо освободить в трехдневный срок. Ведомственная она. Больше мне в милиции не служить…
— Таак… — присаживаясь на кровать, протянул Петр. — К директору… кхм… или кто там у вас… ходил?