— Дак все уже… — развел руками шофер. — С обеда по всей Москве катаемся! Имейте совесть!
— Имел я ту совесть… — проворчал Ростов. — По пути заправка есть?
— Найду… — кивнул Соловьев.
— И чтоб полный бак! — раздраженно ответил Михаил, направляясь к опергруппе. — Федор, останешься тут и доведешь все до конца. Мы на Болотную, 17. Найдешь. Поехали.
— А как я туда доеду? — раскрыв рот и опуская планшет с протоколом, возмутился недавно поступивший на службу лейтенант.
— На метро, Федор. На метро! — не оборачиваясь, отозвался Михаил, направляясь к машине. — Соловьев, давай живее! Тебе еще на заправке ковыряться!
Не успев доехать до Болотной, получили другой вызов. Пришлось срочно ехать на Большую Ордынку, оставив Болотную на потом. Едва разобрались там, новый вызов…
К четырем утра Михаил уже едва волочил ноги. Оставив следователей заканчивать с осмотром места происшествия, понятыми и свидетелями, он побрел к машине.
— Соловьев, — позвал он сладко сопевшего на «баранке» шофера. — Соловьев!
Тот подскочил, хлопая глазами и пытаясь вернуться в реальность.
— Вызовов больше не было? — устало спросил Ростов, поудобнее устраиваясь на сиденье.
— Нет, товарищ капитан, — обернувшись, затряс головой шофер. — В отделение поедем?
— Ты ж спал, — усмехнулся Михаил. — Меня-то не услышал, а уж рацию тем более.
— Да меня вот тока и вырубило, — виновато проговорил Соловьев. — А рацию не услышать… Она ж орет как оглашенная…
— Ладно, дай сюда эту оглашенную, — подался вперед Михаил.
Убедившись, что вызовов больше не поступало, он вернул рацию облегченно выдохнувшему шоферу.
— Поспи пока. Ребята сейчас закончат, и поедем домой, — прикладываясь головой к стеклу и уже проваливаясь в сон, пробормотал Михаил.
Ему показалось, что он закрыл глаза на пару секунд, ну на минуту максимум, когда его вдруг бросило вперед из-за резкого торможения. Судя по раздавшимся разноголосым высказываниям, шипению, кряхтению, оханию и стонам, он оказался не одинок в полете.
— Соловьев, бляха-муха! Ты там вконец охренел? — потирая ушибленное колено, начал подниматься Михаил.
Дверь распахнулась, и в ней появилась голова с абсолютно круглыми глазами, в которых плескался ужас.
— Т-товарищи м-мили-лици-о-неры… Т-там… эт-то… кажись, д-девушку уб-били… — заикаясь и спотыкаясь на каждом слове, пробормотал молодой человек. — Т-тока она эт-то… жи-жи-вая еще… вроде…
Михаил, мигом схватив свой упавший планшет, ломанулся к двери, на ходу крикнув:
— Соловьев, сообщи! И неотложку сюда! Потапенко, Иванов, Суслов — за мной!
Выпрыгнув из машины, он огляделся.
— Где девушка? — уставившись на высокого нескладного парня в майке и спортивных штанах, спросил он.
— Т-там, в парке… — показал рукой направление парень дрожащей рукой. — Я б-бе-бегал…
Слушать парня было некогда. Перемахнув через невысокую ограду, четверо мужчин помчались в указанном молодым человеком направлении.
— Н-не т-туда… — раздалось через пару минут сзади. — В-вон т-там…
— Давай вперед беги, Сусанин хренов! — в порыве чувств пихнул его эксперт. — Может, ей помощь нужна! Может, еще успеем!
Михаил, не обращая внимания на перебранку, помчался за парнем, послушно рванувшим большими прыжками в нужном направлении.
Через пару-тройку минут он как вкопанный замер на повороте усыпанной желтой листвой дорожки и указал в кусты:
— Т-там она… Я бе-бежал, и вдруг с-стон… Я по-посмотреть, а т-там она… и кровищи… — трясясь всем телом, пытался рассказать молодой человек.
— Как же ты в темноте-то разглядел? — мрачно взглянул на него Михаил, стягивая свой пиджак. — На, одень, а то трясешься как лист на ветру.
— Дак листья-то желтые… светлые… а возле нее черные совсем… — продолжая выбивать дробь зубами и кутаясь в широкий для него пиджак, пробормотал парень.
Ростов его уже не слышал. Сунув ему пиджак, он раздвинул кусты и шагнул в темноту. Словно почувствовав, куда идти, смело пошел чуть влево и вперед. Деревья, росшие за кустами, расступались, образуя светлую полянку, усыпанную желтой опавшей листвой. На полянке, разбросав по листве светлые волосы, на спине лежала девушка.
Михаил бросился к ней, прижал пальцы к шее, пытаясь нащупать пульсирующую жилку, и одновременно с последним ударом сердца девушки вдруг ясно почувствовал крохотную жизнь, медленно угасавшую под его пальцами. И словно не было тех лет, прожитых без нее…
— Лена… Леночка… Не смей, слышишь… Держись, моя хорошая, держись! — в исступлении шептал мужчина, старательно пытаясь влить в мертвую, погасшую серую нить силы, заставить ее сердце снова биться, лишь бы не чувствовать, как из крохотной искорки утекает драгоценная жизнь. Он, собрав все силы, снова и снова пускал их по рассыпавшейся в прах нити. В эту секунду он стремился вернуть к жизни свою жену, спасти сына…