Усадьба отца оказалась скрытой стеной живой изгороди и магнолий. А за живой изгородью возвышался еще и причудливо кованый забор. Тяжелые ворота усиливали впечатление надежности и солидности. На этой улице Алекс насчитал штук восемь таких домов, некоторые вполне тянули на виллу. Резко пахло морем. Ба-а! Их тылы явно выходили на пустынные дюны морского берега. Он совсем забыл о море, а оно оказывается совсем недалеко от Сентэрида. Каждый дом отделяло друг от друга примерно с пол-акра земли, покрытой кустами или песчаными проплешинами, насколько он мог видеть при свете фонаря брички.
Паренек-проводник укатил на своем велосипеде, признаков жизни за оградой не было. Алекс выбрался из брички и подергал шнур звонка. Где-то вдали гулко брякнуло. Никто не спешил открывать ворота.
Алекс уже приготовился исследовать содержимое холщового мешка с ключами, полученного от ИО шерифа, как сонную тишину нарушило слабое дребезжание замка. Алекс спокойно ждал, надеясь, что кто-то реагирует на его появление. В воротах открылась калитка, и долговязый, костлявый тип лет шестидесяти с банджо в руках, судя по одежде, привратник или дворецкий, уставилось на него. Он был недоволен и заспан. Его явно оторвали от интересного сна или разучивания новой мелодии. Серые брюки его были помяты, рукава когда-то белой рубашки закатаны выше локтей, концы галстука-бабочки свисали из кармана рубашки, бакенбарды неопрятно торчали, а на нос съезжали очки в золотой оправе.
Но не это было самым странным. Не успел Алекс заглянуть в калитку, как невольно попятился: тут светило солнце, уже высоко поднявшееся в голубом с нежными облачками небе. Но сонный тип смотрел на него, и пришлось сделать усилие и сказать себе: "Разберусь потом".
— Хозяина нет, — произнес сонный тип внушительно.
— А где он? — спросил Алекс, впервые за трое суток еле сдерживая смех.
— Преставился, — еще внушительней ответил тип с банджо, меряя взглядом нежданного надоеду в простенькой серенькой одежде. Только мощное телосложение нарушителя спокойствия удерживала долговязого в рамках вежливости.
— А вот и нет, хозяин теперь я, — безжалостно сказал Алекс.
— Э? О! — отреагировал долговязый. — Очень рад… Вы сын кэптэна?
— А вы дворецкий или привратник?
— Да, то есть… да. Дворецкий, — долговязый смутился. Он был слишком вышколен, и, похоже, с ним не приключалось ничего подобного.
— Так вы впустите меня?
— О… да, — дворецкий налег на ворота и с удивлением заметил, что они не поддались.
Как видно музицирование плохо влияло на мускулатуру. А может быть, петли ворот давно не смазывали. Только общими усилиями они отворили одну створку, чтобы провести в ворота лошадь и бричку.
Несмотря на ясный день, внутри ограды царило уныние, как на заброшенном кладбище. Трава не подстригалась уже пару месяцев, а кустики по краям аллеи пожелтели без поливки. Ромашки, гортензии и пионы склонили свои засохшие головки. Все казалось пыльным и выгоревшим, как в дюнах, которые начиналась сразу позади участка.
Тем поразительнее выглядел большой фонтан, выложенный нарядной голубоватой плиткой, в котором цвели какие-то водяные растения и бойко плавали золотые и разноцветные рыбки. Да и розарий радовал глаз ухоженными кустами роз и светлыми скамейками. Алекс почему-то подумал, что там хорошо пить чай, если день не очень жаркий.
В дальнем конце заросшей сорняками лужайки виднелся дом. Это был трехэтажный особняк из дикого камня, крытый темной черепицей, с белыми облезлыми ставнями и большой покосившейся верандой. Солнечные блики терялись в грязных стеклах.
Полное запустение!
Они поднялись на крыльцо, и дворецкий с забавной смесью важности и почтительности отворил перед Алексом дверь.
Внутри царила жара. Воздух был плотный и влажный, насыщенный запахом цветущих орхидей. Орхидеи заполняли все пространство — настоящий лес из уродливых мясистых листьев и стеблей, украшенных неожиданно нарядными цветками. Их тут были сотни, а того гляди и тысячи: изысканных и вульгарных, странных и очаровательных, розовых, белоснежных, желтых и поразительного телесного цвета, словно за листвой вьющихся растений прятались юные девушки. Со стеклянной крыши падал непрерывный дождь больших капель воды и разбрызгивался на растениях. Свет был изумрудного оттенка, как будто пробивался на дно наполненного водой пруда. Цветы пахли одуряюще, слишком сильно, чтобы это было приятно.