Сощурился на простертую на противоположной койке пациентку. Жалкое было зрелище. Скулы проступили сквозь обтянувшую их кожу. Глаза поблекли, запали. Густые светлые волосы разметались по подушке. Раньше, наверное, были пышными и пушистыми, но теперь сделались влажными от пота и свалялись.
Женщина повернула голову и посмотрела на него.
— Плохо мне, — пожаловалась она еле слышно.
— То есть?
— Плохо… но это не важно. Почему все несчастья на меня одну?
— Какая несправедливость, — невольно усмехнулся Алекс.
Вздрогнув, женщина пробормотала:
— Вы жестоки. Циничны. Поделом же мне, связалась с вами. Но я не привыкла болеть. Чудовищное ощущение. Почему все несчастья на меня одну?
— Что? — Алексу пришло в голову, что она еще не протрезвела.
— Вам бы только насмехаться! А если бы я пошла на дно вместе с этой паршивой яхтой, что бы вы тогда делали? Почему все несчастья на меня одну?
Она явно была не в себе и видела на месте Алекса кого-то другого, кому упорно жаловалась на свою судьбу. Он уже собирался позвать кого-нибудь и попросить привести доктора, уже поднимался с койки, сочувственно бормоча дурацкие утешения:
— Пусть это будут последние несчастья в вашей жизни. Я сейчас позо…
Но её следующие слова поразили его.
— Аминь, зануда. Почему я должна была десять раз драть горло, чтобы ты ответил? — она вялым жестом засунула руку за пазуху, вытащила какой-то маленький сверток, завернутый в пластик, и посмотрела на Алекса:
— Ну что ты стоишь, как столб, иди сюда. Видишь, я ослабевшая жертва кораблекрушения. Эти зануды положили мне свинину с бобами, жестяные банки — она пьяно хохотнула. — Ты когда-нибудь пробовал неразогретую свинину с бобами в закрытой банке? Хорошо еще, что у меня был нож.
— Свинина? — переспросил Алекс.
— Какого дьявола ты блеешь? Забирай! У меня застывает сердце… сердце совсем холодное… — её жалобный голос заставил его опомниться: пьяна она или нет, но ей явно не по себе, хотя вслед ему пробормотала:
— Добудь бутылку нормального джина, милый зануда.
Он вышел в коридор и позвал:
— Эй, кто-нибудь, позовите доктора!
Ответа не было, тускло горели лампы на потолке, слышался приглушенный шум двигателей. Он прошёл дальше, постучал в какую-то дверь, никто не отвечал, дверь не поддавалась. Он поднял голову к трапу наверх:
— Э-эй! Позовите доктора!
— Что? Кто кричит? — ответили сверху.
— Больной женщине плохо, где доктор? Дукловиц его фамилия!
— Сейчас позову.
Алекс вернулся в каюту и обнаружил, что женщина встала с койки и, улыбаясь ему, идёт к двери. Не успел он подумать, что у нее странная улыбка, как она пошатнулась. Он подхватил её на лету и держал, глядя, как она судорожно пытается поймать ртом воздух, но тщетно… В следующий миг она умерла у него на руках.
Положив ее на койку, он глубоко вздохнул, машинально сунул сверточек в карман шорт, опустился на колени и осмотрел беднягу. Насколько мог судить после краткого обследования, ничего особенного с ней не было, за исключением того, что она умерла. То есть, выглядела она, конечно, неважно, как большинство вдрызг пьяных особ, но с важным отличием: она была мертва.
Он пожал плечами и присел на свою койку. Нельзя сказать, чтобы никогда не видел умирающих. В достаточном количестве. И женщин тоже. Они погибали от пуль, стрел, ножей, под колесами, при взрывах. Но вот так — упасть ему на руки и умереть…
В дверь коротко и резко постучали, потом она резко распахнулась, и в каюту энергично вломился коренастый блондин в джинсах, помятой рубашке и многочисленных наколках. Размахивая рукой, он пролетел каюту до окна, обернулся и окинул ее взглядом, мощно пошевеливая крупной челюстью, словно жевал кусок чугуна. Алекс не вызвал у него интереса, он даже чуть нахмурился, потом посмотрел на женщину.
— Бедняжка! — сказал коренастый скрипучим, как несмазанные ворота, голосом. — Как это грустно — потерять свою посудину! Я принес вам шоколад! — он демонстративно предъявил Алексу небольшую коробку конфет и опять обернулся к другой койке. — Немного подсластить жизнь, хе-хе. Мне очень жаль… — бубнил коренастый, протягивая конфеты женщине, и вдруг резко наклонился к ней. — Что такое? Она… Э, что с ней? — он свирепо посмотрел на Алекса.
— Она сказала, что ей плохо, и я позвал врача.