предстояло нелегкое и... опасное. Опасное, в первую очередь, для меня. Вынув визитку Виктора Владимировича и, убедившись, что на ней есть его домашний адрес, я прошел к большому бабушкиному сундуку и, перекрестившись (на всякий случай), открыл его. Мне редко приходилось открывать его - колдовские обряды бабки Серафимы всегда немного пугали меня. Я предпочитал лечить людей травами и молитвами, лишь изредка, если болезнь была не телесной, а порченной злым глазом, приходилось прибегать к ответным мерам. Вспоминая, что мне сегодня потребуется, я достал из сундука тяжелый сверток и, развернув его, увидел длинные, слегка проржавевшие гвозди. Отсчитав семь штук, я тщательно завернул остальные, и положил их на место - гвозди из гробов покойников опасная штука, с ними не стоит шутить. Я доставал магические предметы, каждый раз читая короткую молитву во спасение своей души, и поминая имя Господа, умоляя быть ко мне милосерднее, ибо я собирался творить черную магию, противную и Богу, и мне самому. Но это была вынужденная мера, а мое единственное оправдание было в том, что делал я это не из корысти, и не для собственного блага. Рядом с гвоздями уже лежал пучок женских волос, бог знает, когда срезанных бабкой Серафимой с головы какой-то падшей женщины, семь черных свечей, отлитых в Вальпургиеву неделю, черная тряпка и завернутая в черную бумагу горсть кладбищенской земли. Я переложил все эти вещи в свой колдовской, как его называли селяне, мешок, накрепко связал узлами и, прочитав над мешком очистительную молитву, вернулся к столу. Взяв в руки фотографию Тамары, и зажав в левой руке сережку, принадлежавшую пропавшей девушке, я закрыл глаза, пытаясь отрешиться от всего, чтобы ощутить слабый, тоненький поток идущей от этих предметов энергии. В этот раз, как ни странно, получилось лучше. От сережки шло два непохожих друг на друга потока, один из которых был и на фотографии и, насколько я мог судить, принадлежал именно Тамаре. Я ощущал легкое покалывание в подушечках пальцев правой руки, держащей фотографию девушки, что однозначно свидетельствовало о чьей-то зависти, причем, если я не ошибался, зависти женской. Кто-то из тех, кто держал фотографию Тамары до меня, по-черному завидовал ей, и это была не просто зависть. Я попытался откинуть все и сосредоточиться именно на этом, еле различимом среди остальных черном ручеечке. Получалось плохо. "Ручеек" то прерывался, то терялся среди чужих эманаций, коих на фотографии было множество. Почувствовав, что начинаю уставать, я хотел уже прекратить это дело, но внезапно на меня просто хлынул поток, состоящий из зависти, злости и пожелания смерти! Так, будто кто-то отодвинул запирающий камень, и чернота души какой-то женщины (в этом я был абсолютно уверен) едва не затопила мое сознание. Этот поток словно отрезал меня, не давая приблизиться к слабому, едва мерцающему ручейку энергии девушки, мешая почувствовать и понять, что случилось с Тамарой, которая находилась в каком-то странном мире, между жизнью и смертью...Я открыл глаза. Комната расплывалась, а голову стиснул стальной обруч, продолжающий сдавливать ее с неумолимостью железных тисков. Отложив фотографию и сережку, я быстро прочитал очистительную молитву, чувствуя, как боль понемногу отступает, и предметы в комнате принимают более четкие очертания. На часах было почти семь, и я начал собираться. Если я хотел успеть попасть в Омск до полуночи, самое время было выходить...Старенький автобус, на который я едва успел, был почти пуст. Кроме меня и водителя, угрюмого, неразговорчивого Петра, в автобусе сидели две бабки, боязливо поглядывавшие в мою сторону. Одну из них звали Верой, а другую все называли по отчеству, Семеновной. Они сидели в другом ряду и время от времени поворачивались в мою сторону но, заметив мой взгляд, быстро отворачивались, и снова начинали о чем-то шептаться. Я старался не прислушиваться к их разговору, но до меня периодически доносились отдельные слова, недвусмысленно свидетельствовавшие о теме их разговора. За окном мелькали красивые ландшафты, но я почти не замечал их, думая о том, что мне предстоит сделать. Помимо всего прочего, необходимо было еще получить согласие Виктора Владимировича, человека, как я понял, властного и тяжелого. Но оставалась надежда, что ради дочери, в которой он, как видно, души не чаял, Виктор Владимирович согласится. По-крайней мере, я очень надеялся на это. Еще я думал о Марии. Я не знал ее адреса в Омске, но мне было приятно думать, что одну ночь я буду находиться где-то недалеко от нее. Конечно, я мог узнать ее адрес у Татьяны, но почему-то не стал этого делать. В конце концов, я ехал в Омск не развлекаться, и вмешивать Марию в свои дела вовсе не собирался...В городе я оказался около одиннадцати часов. Позвонив от автовокзала Виктору Владимировичу, и услышав его удивленный моим сообщением голос, я расхаживал по небольшой площади, ожидая посланной за мной машины. Автомобиль, какая-то с виду дорогая иномарка, в которых я не очень разбираюсь, остановилась возле меня. Стекло плавно опустилось, и парень, сидевший рядом с водителем, спросил:- Вы Серафим? Я кивнул головой и подошел к машине. Парень, спросивший меня, быстро выбрался из машины и, открыв заднюю дверцу, жестом предложил устраиваться на широком заднем сидении. Я молча сел в пахнущую чем-то иноземным машину. Парень осторожно закрыл за мной дверцу и, сев на свое место, коротко сказал водителю:- Едем. Улицы ночного Омска. Я так давно здесь не был, что город казался незнакомым и чужим. Улицы заливало светом рекламных вывесок, неоновых огней, приглашавших посетить различные магазины и заведения, множество автомобилей на улицах, гуляющие прохожие - как же все это было не похоже на то, что осталось в моей памяти после веселых студенческих лет, память о которых до сих пор таилась где-то в глубине моего сознания. Я смотрел в окно быстро едущего автомобиля, и не узнавал города. Водитель и парень, за всю дорогу не промолвили ни слова, и лишь подъехав к красивому особняку, окруженному высоким, выполненном в средневековом стиле забором, парень обернулся и произнес:- Приехали. Он быстро выбрался из машины и открыл мне дверцу. Странное чувство: с одной стороны было приятно такое внимание, с другой, я испытывал какую-то неловкость, мешающую мне сосредоточиться на предстоящем деле. Я мысленно прочитал короткую молитву, и последовал за парнем. Пройдя через автоматически открывшуюся высокую металлическую калитку, мы подошли к красивому, трехэтажному дому. Я понятия не имел, сколько может стоить такой особняк но, то, что стоил он очень много, не вызывало никаких сомнений. Мы поднялись по нескольким мраморным ступенькам. Высокая и широкая дверь особняка открылась, и нас встретили двое мужчин в строгих костюмах и не менее строгими взглядами. Не говоря ни слова, нас пропустили вперед, и мы оказались в большой зале. Справа и слева поднимались широкие, круговые лестницы, посередине залы висела огромная стеклянная люстра, освещавшая и первый и второй этажи дома. На стенах я заметил картины, по всей видимости, такие же дорогие, как и все в этом доме. И еще я почувствовал чью-то ауру, буквально пропитавшую воздух этого дома. Аура была очень сильной и... неприятной. Один из открывших двери мужчин, подошел ко мне, и негромко произнес:- Виктор Владимирович ждет вас. Пойдемте со мной. Парень, с которым я приехал, остался стоять в зале, а я пошел за мужчиной в строгом костюме, уверенно поднимавшемся по покрытым красивым ковром ступеням. Мы поднялись на второй этаж, и мужчина, открыв широкую дверь, жестом пригласил меня пройти внутрь. Я вошел. За дверью оказался большой, красивый кабинет, в котором стояли два широких кожаных дивана, пара кресел, огромный стол, за которым сидел молодой человек с серьезным выражением на лице. Увидев меня, он быстро поднялся и, пройдя к следующей двери, открыл ее, предварительно негромко постучав. Я понял, что мне туда, и прошел в следующий кабинет. Мне навстречу быстро шел Виктор Владимирович. На его лице были заметны сразу несколько обуревавших его чувств, главным из которых была надежда. Я удивился, глядя на перемену, произошедшую с ним всего за несколько часов - Виктор Владимирович как-то осунулся, а подмеченные днем круги под глазами, стали еще темнее. Я подумал о том, что, наверное, приехал очень даже вовремя. За его спиной я заметил высокую молодую женщину, вставшую при моем появлении, и троих мужчин, одного из которых уже видел сегодня у себя в доме. Правда, в этот раз он был не в мундире, а в дорогом черном костюме. Виктор Владимирович быстро подошел ко мне и, протянув руку, торопливо спросил:- Вы что-то узнали?! Я пожал крепкую руку, на миг окунувшись в сложную гамму его чувств, покачал головой и негромко ответил:- Нам нужно поговорить. Виктор Владимирович растерянно оглянулся и, повернувшись снова ко мне, сказал:- Это моя жена, брат, партнер и начальник охраны, так что можно и при них.Я взглянул на женщину, смотревшую на меня со смешанным чувством страха и пренебрежения, перевел взгляд на серьезно глядящих на меня мужчин, и снова покачал головой.- Нет, только вы и я. Виктор Владимирович снова обернулся к ним, и произнес:- Господа, прошу вас, оставьте нас ненадолго. Кинув на меня испепеляющий взгляд, первой вышла женщина. Я подумал, что для мамы Тамары она слишком молода. Следующим из кабинета вышел высокий, худощавый мужчина, даже не удостоивший меня взглядом. Тот которого я уже видел сегодня в милицейской форме, молча проследовал за ними, но последний остановился и негромко сказал:- Виктор, у меня есть человек, я говорил тебе...- Саша, - Виктор Владимирович положил руку ему на плечо, - мы испробуем все, что можно. Не спрашивай меня, делай, что можешь. Саша и, как я понял брат Виктора Владимировича, кивнул и, оценивающе взглянув на меня, вышел из кабинета. Виктор Владимирович заученным жестом указал на широкие удобные кресла, и сказал:- Прошу.Я сел в одно из кресел и, дождавшись, пока он сядет напротив, начал:- То, что я вам сейчас скажу, сначала может показаться бредом но, прошу вас, сначала выслушайте меня до конца. Виктор Владимирович внимательно посмотрел мне в глаза и кивнул:- Я слушаю. - У вас есть враги, - сказал я.Он горько усмехнулся и сразу ответил:- У кого их нет? Это все, что вы хотели мне сообщить?- Я могу узнать, кто это, - просто ответил я, не отрывая взгляда от его глаз.Он молча смотрел на меня, ожидая продолжения. Я не заставил его ждать. - Эти, или этот враг, причастен к исчезновению вашей дочери. Больше того, он использовал не вполне обычные методы, для того чтобы никто не мог найти ее. На лице Виктора Владимировича промелькнула целая гамма чувств но, справившись с собой, он негромко спросил:- Что вы имеете в виду?- Я думаю, что сознание Тамары блокировано кем-то. Кем-то очень сильным и могущественным. Настолько, что боюсь, если она пробудет в этом состоянии еще какое-то время, то даже когда мы найдем ее, она вряд ли сможет остаться такой, какой вы знали ее раньше.- Вы хотите сказать, что она..., - он помедлил, пытаясь совладать со своим чувством, - сойдет с ума?- Это лучшее, что может случиться.Мой ответ был жесток, но честен - я действительно так думал. Более того, я был просто уверен в этом. Виктор Владимирович несколько секунд неотрывно смотрел мне в глаза, словно пытаясь понять, это злая шутка, или страшная реальность.- Допустим, - не выдержав моего взгляда, он опустил глаза к выложенному красивым паркетом полу, - что вы предлагаете?- Узнать, кто это, и через него найти вашу дочь. - Как?! - Я могу сделать так, что тот, кто задумал это, уже сегодня окажется на пороге к куда более страшному, нежели просто смерть, - в его глазах промелькнуло что-то, очень похожее на страх, - он увидит, и почувствует на себе, что такое то, что люди называют адом. Виктор Владимирович с трудом удержался, чтобы не вздрогнуть. Он посмотрел на меня долгим, задумчивым взглядом и, после нескольких секунд замешательства, охрипшим вдруг голосом, произнес:- Я согласен. Что вам для этого нужно?Это была еще не победа, но уже что-то. Без его согласия, я не смог бы выполнить то, что задумал, и то, что казалось мне единственным выходом. - Мне нужна комната вашей дочери, и вы. - Я?! - Он посмотрел куда-то вбок, не решаясь сразу ответить, но я поспешил закрепить успех.- Вы сегодня сказали, что ничего не пожалеете ради своей дочери. Или вы имели в виду только деньги?!