осиски, обнюхав которую она лишь облизнулась и снова выжидательно посмотрела на меня, я раскрошил остатки булочки на асфальт. Голуби, обученные суровой городской жизнью, не отказались от угощения, и вскоре вокруг бродила целая стая серо-голубых птиц. Кто-то потянул меня за рукав и, обернувшись, я увидел того самого мальчишку, державшего меня за рукав своей маленькой, грязной ручкой. Он посмотрел мне в глаза и, переведя взгляд на целый бутерброд в моей руке, жалостливо попросил:- Дядь, а вы не будете доедать? Меня словно хлестнуло. Я посмотрел на бутерброд и протянул его мальчишке - сказать, что гадость, еще подумает, что жадюсь. Мальчик схватил булочку и тут же начал есть. Он откусывал большие куски, с трудом проглатывая их, а его большие светлые глаза лучились откровенным удовольствием. Мальчик иногда переставал жевать и, прикрыв грязной ладошкой рот, начинал кашлять. Кашель был плохой - ребенок был явно болен, и я почти не сомневался, что это чахотка. Вскоре он доел булочку, посмотрел на меня, и произнес:- Спасибо, дядь. Он уже собирался уйти, но я остановил его.- Сам себе господин, да?- Ага, - ответил мальчик, улыбнувшись моему определению.- А мать? Где она? - Спросил я его, прислушиваясь к вновь напавшему на него кашлю.Мальчик отрицательно покачал головой.- Не, нету ее! Умерла, в прошлом году, а меня в интернат отдали.- А отец? - Не-а, не было его, - ответил мальчик, и подозрительно посмотрел на меня, - а вы, что, из этих, да?- Из кого?- Ну, из тех, что ловят пацанов, а потом в приемники отправляют, - пояснил он, делая рукой неприличный жест.Я покачал головой.- Нет, я не из этих, - подумав полсекунды, я добавил, - я врач. А ты, как мне кажется, серьезно болен.- Фигня, - ответил мальчик, и вновь зашелся кашлем, - пройдет. Решение пришло мгновенно и, как всегда, оно было неожиданным.- Послушай, а ты где ночуешь? Он пожал плечами, и снова в его взгляде мелькнуло подозрение - для десятилетнего ребенка он был слишком опытен.- А вам-то чего? Ночую, где надо, - с вызовом ответил он, но почему-то продолжал стоять на месте.- Послушай, у меня в деревне есть дом, - начал я, опасаясь, что он сейчас испугается и убежит, - там я лечу всех, кому нужна моя помощь. У тебя признаки туберкулеза, а я знаю, как лечить эту болезнь. Если хочешь, можешь поехать со мной, - в его глазах мелькнул слабый огонек интереса, и я поспешил добавить, - а как вылечишься, сможешь отправляться, куда тебе угодно. Я тебя задерживать не стану. Он задумался. Хотя, наверное, это громко сказано - обдумывание заняло у него не больше пары секунд. Посмотрев мне в глаза, мальчик спросил:- А вы не маньяк? А то знаю я, сначала поманят, а потом ребят в лесу находят. - Нет, - твердо ответил я, - не маньяк. Я врач, знахарь и травник. Ну, еще колдую помаленьку. В этот раз в его глазах зажегся настоящий интерес. Он схватил меня за руку.- А меня научите?! Ну, это, колдовать?!Я засмеялся.- Для начала тебя нужно вылечить, а там посмотрим. Для этого особые способности нужны.- У меня есть способности, - теперь уже он уговаривал меня, - вот, недавно, Петя-рыба хотел ударить меня, а я как посмотрел на него, так он даже ругаться перестал. - Ну, может быть, - у мальчика была обычная аура, в чем я был абсолютно уверен, но разочаровывать его не стал, - раз Петька-рыба испугался...- Да, испугался! - С жаром воскликнул он, - И еще менты не смогли меня найти, а я спрятался хуже, чем Анька, а ее все равно нашли! Это потому что я про себя сказал, что у них глаза вылезут, если найдут меня! Вот и не нашли!В его звонком голосе было столько убежденья в собственных способностях, что я с трудом удержался от улыбки.- Ну, так что, едешь со мной? Он оглянулся, окидывая взглядом площадь, повернулся ко мне и, отчаянно махнув рукой, сказал:- А, поехали...! ________________________________________________________________...Мы уже третий час тряслись в стареньком автобусе. Мальчик, которого, как выяснилось, звали Ваня, спал, привалившись к окну. Он покашливал во сне, а я думал о его лечении и о странностях судьбы. Еще вчера мне казалось, что моя холостяцкая жизнь наконец-то закончена, и именно так, как я не мог и мечтать. Целую неделю после обеда в особняке Виктора Владимировича мы с Марией были счастливы, и не скрывали этого друг от друга. Я лихо тратил от миллиона, лежащего на моем банковском счету, покупая дорогие, красивые безделушки для Марии, обедая и ужиная в ресторанах, где нас обслуживали по высшему разряду, научился пользоваться мобильным телефоном, которого у меня никогда не было. Долго перечислять - за последние двадцать лет городская жизнь изменилась настолько, что мне пришлось многому учиться заново. Даже книги по медицине, которые я закупал в большом количестве, а точнее, их содержание, говорили о том, как я отстал от жизни, прозябая многие годы в далеком, глухом селе. Мария посмеивалась надо мной, но ей самой доставляло удовольствие показывать, как пользоваться телефоном, компьютером, телевизионным пультом, наконец, душем, в котором не было ни одной ручки, что заставило меня, краснея от стыда, просить ее войти в ванную и пустить, наконец, эту воду. Мария долго смеялась, показывая, где нужно провести рукой, чтобы из широкого крана пошла вода, но потом сама влезла в большую треугольную ванну, даже не позаботившись снять с себя платье....Мир был другим, и нельзя сказать, что он мне не нравился. Я с удовольствием изучал его, находя, что прогресс, несомненно, на благо человеку, а не наоборот. Потом мы ездили к ее родителям, которые не узнали во мне того деревенского колдуна, который много лет назад приворожил их дочь, а Виолетта, тетка Марии, уже три года, как покоилась на городском кладбище, так что я остался неузнанным. Меня немного обидело, когда Мария попросила назваться чужим именем Василий но, поразмыслив, я понял, что она права, и с готовностью откликался на Вася, Василий, Васек и прочие производные этого имени. Егор, смешной, рыжеволосый мальчуган двенадцати лет, был несказанно рад игрушкам, которые мы привезли в деревню, своей маме, по которой, как рассказали старенькие родители Марии, сильно скучал, но ко мне отнесся настороженно и с недоверием. Вообще, мальчик, несмотря на свой маленький рост и тщедушное телосложение, выглядел гораздо старше своих лет и, несмотря на все мои попытки, нам, к сожалению, так и не удалось найти точку контакта. Мария успокаивала меня, говорила, что Егор очень впечатлительный и восприимчивый ребенок, и что не я первый, к кому он отнесся с недоверием. Последнее кольнуло особенно больно. Я понимал, что такая красивая женщина, как Мария, даже в свои тридцать пять не могла остаться без поклонников, но странное, почти неизвестное дотоле чувство ревности, терзало всю обратную дорогу, пока Мария мастерски вела подаренный Виктором Владимировичем "Мерседес". Мне с трудом удалось справиться со своими чувствами, и постараться, чтобы Мария не заметила моих терзаний.... Однажды нас посетила Тамара. Девушка выглядела веселой и бодрой, но "просканировав" (новое для меня слово) ее ауру, я нашел в ней остатки черной магии, что наложила на нее без следа пропавшая Зоя, которую, несмотря на все заверения Виктора Владимировича, так и не нашли. Я смог незаметно для Тамары устранить эти остаточные явления, но после ее ухода, понял, что это не осталось незамеченным Марией. Она поцеловала меня, и сказала:- Какой ты все-таки молодец! А я думала, что это останется с ней на всю жизнь. - Ничего сложного, - ответил я, и привлек к себе самую желанную и единственную для меня женщину, - вот рука моя, это точно, на всю жизнь.Должен сказать, что после выхода из больницы, где меня основательно подлатали, я начал чувствовать суставную боль в левой, "ведущей" руке. Это не было "заслугой" охранников Виктора Владимировича, которые тоже "постарались на славу". Когда-то, в далеком детстве, я сломал себе руку, что, собственно, явилось причиной нашего с мамой переезда в деревню, где бабка Серафима лубками и заговорами быстро вылечила ее. Тогда я выучился писать правой, но левая рука все равно оставалась главной. Я давно забыл о том случае но, после больницы рука сама напомнила о себе. Я старался не думать о том, что мой возраст подошел к тому моменту, когда старые болячки начнут вылезать наружу и это, благодаря Марии, хорошо или плохо, но удавалось. Но после вчерашней ссоры рука вновь заявила о себе. Все началось после того, как я сказал Марии, что нужно ехать в село, где люди, наверняка, заждались моего приезда, дом без присмотра, и вообще. Я видел, как резко изменилось выражение ее лица, но предположить, что это выльется в такую ссору, не мог даже при всех своих способностях. Мария повернулась ко мне, и спросила:- Ты что, собираешься снова жить в этой своей дыре?! Слово "дыра" неприятно резануло мой слух. Я посмотрел на Марию.- Это не "дыра", а село, в котором живут такие же люди, и которым помощь нужна не меньше, чем городским жителям. И потом, там мой дом. Мария некоторое время молчала, глядя мне в глаза, но потом не выдержала и, довольно резко ответила:- Значит, ты собираешься вернуться, и провести остаток своей жизни в этом богом забытом селе?! Мне ужасно не понравились ни ее слова, ни тон, которым они были сказаны.- Бог везде, - я посмотрел в ее потемневшие глаза, и продолжил, - а там его много больше, чем здесь, где люди даже забыли, что он есть! Я видел, что она еле сдерживается, чтобы не наговорить мне каких-нибудь грубостей, и молился про себя, чтобы этого не случилось. Но, то ли молился плохо, то ли и в самом деле, бог не любил здесь останавливаться, потому что услышал:- Ну, так и езжай в свою..., - она запнулась на мгновение, - в свое село! И можешь оставаться там, сколько хочешь! В эту ночь мы впервые спали раздельно. Рука, впервые после выхода из больницы, болела по-настоящему сильно. Я подумал, что может, это какой-то знак, но быстро отогнал эту мысль, не до нее было - я думал о Марии, надеялся, что утром мы сможем как-то решить этот вопрос - ночью я даже составил график, по которому решил приезжать в село на пару дней, чтобы принимать больных, ходить за травами. Но разговора не вышло. Мария лишь спросила меня, не передумал ли я ехать, на что я ответил, что ехать мне, так или иначе, но все равно придется. После этого мы больше не разговаривали. Она молча собрала мою сумку, положив туда вещи и книги, которые мы успели приобрести за неделю и, поставив ее у порога, ушла в свою комнату, из которой не вышла даже когда я уходил...________________________________________________________________ ...Село гудело. Новость о том, что вернулся Серафим, летела впереди нас с Ваней, удивленно озирающегося на людей, низкими поклонами приветствовавшими меня. Он все время порывался о чем-то спросить, но очередной, выскочивший на дорогу житель села, своим поклоном и громогласными приветствиями сбивал его с мысли. Анна (разумеется, первая узнавшая о моем приезде) какое-то время шла рядом, сбивчиво пытаясь рассказать обо всем, что случилось в селе и окрестностях за месяц, причем старалась рассказать все новости сразу, перескакивая с одной на другую, так что я почти ничего и не понял. Как не понял и Ваня, изумленно смотревший на странную женщину, то и дело поминавшую то бога, то черта. Единственное, что мне удалось разобрать из ее стремительной скороговорки, это то, что вот уже месяц, как в селе творится неладное: сначала ни с того, ни с сего издохла буренка у Турдыевых. Потом кто-то разгромил птичник Канюковых - какие куры не валялись мертвыми - все исчезли. И петух Петька, черный, как уголь, только гребень, огромный и красный, и шпоры, как у рыцаря - даже перышка не осталось. - А потом стали и люди пропадать, вот те крест, - Анна снизила тон и, быстро перекрестившись, продолжила, - первым сгинул Володька, черт, пьяница несчастный, который тебе "петуха красного пустить обещал".Я вспомнил тот день, и вспомнил, что ответил только одним словом, после которого все стали быстро расходиться.- Бедная Вероника, жена его, говорила, что он в Верхнее пошел, к своим дружкам-алкоголикам, но в Верхнем его не было. То ли не дошел, то ли..., - Анна заговорила почти шепотом, - кто-то говорит, мол, что дружки его и прихлопнули за что-то, а тело в болотах утопили, чтоб никто, значит... "Скажи мне кто твой друг..."Сокращая ее рассказ, примерно, втрое, я выяснил следующее: Вторым исчез Иннокентий Савельич, бывший председатель колхоза, заядлый грибник и рыболов. Меня удивляло, что он, несмотря на годы свои, частенько один уходил на Туй, возвращаясь через пару недель, и с неплохим уловом. Бывший председатель считал (и я был с ним полностью согласен), что ничто так не оздоравливает человека, как продолжительные походы по чистым, не загаженным цивилизацией местам. Из сбивчивого Аниного рассказа я понял, что сначала никто (кроме Володькиной жены) особо не волновался. Но после того, как в соседнем селе пропала вышедшая за водой Степанида, немолодая, одинокая женщина, потерявшая во время наводнения и мужа и сына, все, наконец, заволновались не на шутку...- ...И милиция приезжала, и участковый наш, Тарас Иваныч, каждый день приезжал на своей "громыхалке", - "тарахтела" Анна, бросая быстрые, недоуменные взгляды на грязного, оборванного Ваню, - только как не было, так нет! А это кто, Серафимушка? - Мальчик, - ответил я, не желая посвящать в подробности чемпионку по мгновенному распространению сплетен, - или не видишь? - Да, вижу я, вижу, - Анна набирала воздуха в легкие, и снова начинала тараторить, - и про тебя все спрашивали. Куда это, мол, подевался ваш Серафим? Дверь заперта, в окнах не горит, - она успевала раскланиваться с соседями, но рот ее при этом не закрывался ни на секунду, - Тарас Иваныч все интересовался у меня, куда это ты подевался. Я подумал, что Тарас Иваныч знал, у кого спрашивать, но вслух сказал другое:- Анна, нужно бы мальчонке одежду какую-нибудь. Поспрашивай у соседей, а я заплачу.- Да бог с тобой, Серафим, что ты?! - Анна всплеснула руками, оглядывая Ваню с ног до головы, - Кто ж с тебя денег возьмет? Мы и так рады помочь, чем можем. А еще, говорят, что в Заинском селе бабушка Варвара вдруг не по-нашему заговорила! И слова-то, какие говорит - слушать, и то срам! Лешак, говорят, в лесу объявился, - Анна округленными глазами быстро взглянула на меня, - никто теперь далеко в лес не ходит. А скоро грибы! Как собирать-то? Я-то сама не боюсь, но идти никто не хочет - кому охота с лешаком встречаться? - Ты иди, Анна, принеси одежду, - ее нужно было как-то остановить, и лучше способа, чем отправить ее подальше от себя, просто не существовало, - а мы пока в доме разберемся, баньку затопим. - А-аа, - протянула Анна, и рванула в сторону, успев на ходу что-то крикнуть деду Андрею, стоявшему у своей калитки. Дед Андрей недовольно отмахнулся от нее, и приветственно поднял руку. Мы с Ваней подошли к нему, и я пожал крепкую, жилистую руку деда. - Вернулся, значит? - То ли спрашивая, то ли констатируя, произнес дед Андрей, переводя взгляд с меня на Ваню.- Выходит, что вернулся, - ответил я и, чтобы не продолжать эту тему, спросил, - ну, как там твой Антоша? Подействовало?- Да, Серафим, спасибо тебе, перестал "луноходить", - он почесал подбородок, покрытый жесткой, седой бородой, - все как ты сказал. И спит теперь крепко. Ксюша его в город вчера отвезла, в школу ему скоро, так она и не дождалась тебя. Но велела мне кланяться и спасибо сказать.Дед Андрей сопровождал свои слова глубоким поклоном, что вконец удивило и без того изумленного происходящим мальчика. - Вот и хорошо, что в школу, - ответил я, еще раз пожал руку деда, и мы с Ваней пошли дальше...Когда мы отошли от села, мальчик обернулся и, не видя впереди ни одного дома, спросил:- Дядь Серафим, а куда мы идем?- Как куда? Ко мне домой, - ответил я.- А где вы живете? В лесу, что ли?! - Мальчик был не то чтобы напуган, но насторожен.- Ну, не совсем в лесу, - я вытянул вновь занывшую руку, указывая на сосну, - вон, видишь самое высокое дерево? Ваня взглянул в ту сторону и, повернувшись ко мне, кивнул.- Вот, от этой сосны метров через пятьдесят и будет мой дом. Раньше там и другие дома были, но хозяева все померли, уже лет тридцать как. Так что теперь я там один живу. А ты что, испугался? - Ничего я не испугался, - с некоторым вызовом ответил Ваня и, подумав, спросил, - а ты, правда, колдун, дядь Серафим?- Конечно, - я засмеялся и добавил, - только я добрый колдун. Ваня недоверчиво посмотрел на сосну, на меня.- А разве бывают добрые колдуны? - Ну, я же есть, - пожав плечам, я закончил, - значит, бывают.Ваня помолчал полминуты, и снова спросил:- А что эта тетка про лешака говорила? У вас что, они, правда, водятся?- Слушай ты ее больше, - я потрепал его по давно немытым волосам, - она тебе не такого наговорит....__