как я сказал Марии, что нужно ехать в село, где люди, наверняка, заждались моего приезда, дом без присмотра, и вообще. Я видел, как резко изменилось выражение ее лица, но предположить, что это выльется в такую ссору, не мог даже при всех своих способностях. Мария повернулась ко мне, и спросила:- Ты что, собираешься снова жить в этой своей дыре?! Слово "дыра" неприятно резануло мой слух. Я посмотрел на Марию.- Это не "дыра", а село, в котором живут такие же люди, и которым помощь нужна не меньше, чем городским жителям. И потом, там мой дом. Мария некоторое время молчала, глядя мне в глаза, но потом не выдержала и, довольно резко ответила:- Значит, ты собираешься вернуться, и провести остаток своей жизни в этом богом забытом селе?! Мне ужасно не понравились ни ее слова, ни тон, которым они были сказаны.- Бог везде, - я посмотрел в ее потемневшие глаза, и продолжил, - а там его много больше, чем здесь, где люди даже забыли, что он есть! Я видел, что она еле сдерживается, чтобы не наговорить мне каких-нибудь грубостей, и молился про себя, чтобы этого не случилось. Но, то ли молился плохо, то ли и в самом деле, бог не любил здесь останавливаться, потому что услышал:- Ну, так и езжай в свою..., - она запнулась на мгновение, - в свое село! И можешь оставаться там, сколько хочешь! В эту ночь мы впервые спали раздельно. Рука, впервые после выхода из больницы, болела по-настоящему сильно. Я подумал, что может, это какой-то знак, но быстро отогнал эту мысль, не до нее было - я думал о Марии, надеялся, что утром мы сможем как-то решить этот вопрос - ночью я даже составил график, по которому решил приезжать в село на пару дней, чтобы принимать больных, ходить за травами. Но разговора не вышло. Мария лишь спросила меня, не передумал ли я ехать, на что я ответил, что ехать мне, так или иначе, но все равно придется. После этого мы больше не разговаривали. Она молча собрала мою сумку, положив туда вещи и книги, которые мы успели приобрести за неделю и, поставив ее у порога, ушла в свою комнату, из которой не вышла даже когда я уходил...________________________________________________________________ ...Село гудело. Новость о том, что вернулся Серафим, летела впереди нас с Ваней, удивленно озирающегося на людей, низкими поклонами приветствовавшими меня. Он все время порывался о чем-то спросить, но очередной, выскочивший на дорогу житель села, своим поклоном и громогласными приветствиями сбивал его с мысли. Анна (разумеется, первая узнавшая о моем приезде) какое-то время шла рядом, сбивчиво пытаясь рассказать обо всем, что случилось в селе и окрестностях за месяц, причем старалась рассказать все новости сразу, перескакивая с одной на другую, так что я почти ничего и не понял. Как не понял и Ваня, изумленно смотревший на странную женщину, то и дело поминавшую то бога, то черта. Единственное, что мне удалось разобрать из ее стремительной скороговорки, это то, что вот уже месяц, как в селе творится неладное: сначала ни с того, ни с сего издохла буренка у Турдыевых. Потом кто-то разгромил птичник Канюковых - какие куры не валялись мертвыми - все исчезли. И петух Петька, черный, как уголь, только гребень, огромный и красный, и шпоры, как у рыцаря - даже перышка не осталось. - А потом стали и люди пропадать, вот те крест, - Анна снизила тон и, быстро перекрестившись, продолжила, - первым сгинул Володька, черт, пьяница несчастный, который тебе "петуха красного пустить обещал".Я вспомнил тот день, и вспомнил, что ответил только одним словом, после которого все стали быстро расходиться.- Бедная Вероника, жена его, говорила, что он в Верхнее пошел, к своим дружкам-алкоголикам, но в Верхнем его не было. То ли не дошел, то ли..., - Анна заговорила почти шепотом, - кто-то говорит, мол, что дружки его и прихлопнули за что-то, а тело в болотах утопили, чтоб никто, значит... "Скажи мне кто твой друг..."Сокращая ее рассказ, примерно, втрое, я выяснил следующее: Вторым исчез Иннокентий Савельич, бывший председатель колхоза, заядлый грибник и рыболов. Меня удивляло, что он, несмотря на годы свои, частенько один уходил на Туй, возвращаясь через пару недель, и с неплохим уловом. Бывший председатель считал (и я был с ним полностью согласен), что ничто так не оздоравливает человека, как продолжительные походы по чистым, не загаженным цивилизацией местам. Из сбивчивого Аниного рассказа я понял, что сначала никто (кроме Володькиной жены) особо не волновался. Но после того, как в соседнем селе пропала вышедшая за водой Степанида, немолодая, одинокая женщина, потерявшая во время наводнения и мужа и сына, все, наконец, заволновались не на шутку...- ...И милиция приезжала, и участковый наш, Тарас Иваныч, каждый день приезжал на своей "громыхалке", - "тарахтела" Анна, бросая быстрые, недоуменные взгляды на грязного, оборванного Ваню, - только как не было, так нет! А это кто, Серафимушка? - Мальчик, - ответил я, не желая посвящать в подробности чемпионку по мгновенному распространению сплетен, - или не видишь? - Да, вижу я, вижу, - Анна набирала воздуха в легкие, и снова начинала тараторить, - и про тебя все спрашивали. Куда это, мол, подевался ваш Серафим? Дверь заперта, в окнах не горит, - она успевала раскланиваться с соседями, но рот ее при этом не закрывался ни на секунду, - Тарас Иваныч все интересовался у меня, куда это ты подевался. Я подумал, что Тарас Иваныч знал, у кого спрашивать, но вслух сказал другое:- Анна, нужно бы мальчонке одежду какую-нибудь. Поспрашивай у соседей, а я заплачу.- Да бог с тобой, Серафим, что ты?! - Анна всплеснула руками, оглядывая Ваню с ног до головы, - Кто ж с тебя денег возьмет? Мы и так рады помочь, чем можем. А еще, говорят, что в Заинском селе бабушка Варвара вдруг не по-нашему заговорила! И слова-то, какие говорит - слушать, и то срам! Лешак, говорят, в лесу объявился, - Анна округленными глазами быстро взглянула на меня, - никто теперь далеко в лес не ходит. А скоро грибы! Как собирать-то? Я-то сама не боюсь, но идти никто не хочет - кому охота с лешаком встречаться? - Ты иди, Анна, принеси одежду, - ее нужно было как-то остановить, и лучше способа, чем отправить ее подальше от себя, просто не существовало, - а мы пока в доме разберемся, баньку затопим. - А-аа, - протянула Анна, и рванула в сторону, успев на ходу что-то крикнуть деду Андрею, стоявшему у своей калитки. Дед Андрей недовольно отмахнулся от нее, и приветственно поднял руку. Мы с Ваней подошли к нему, и я пожал крепкую, жилистую руку деда. - Вернулся, значит? - То ли спрашивая, то ли констатируя, произнес дед Андрей, переводя взгляд с меня на Ваню.- Выходит, что вернулся, - ответил я и, чтобы не продолжать эту тему, спросил, - ну, как там твой Антоша? Подействовало?- Да, Серафим, спасибо тебе, перестал "луноходить", - он почесал подбородок, покрытый жесткой, седой бородой, - все как ты сказал. И спит теперь крепко. Ксюша его в город вчера отвезла, в школу ему скоро, так она и не дождалась тебя. Но велела мне кланяться и спасибо сказать.Дед Андрей сопровождал свои слова глубоким поклоном, что вконец удивило и без того изумленного происходящим мальчика. - Вот и хорошо, что в школу, - ответил я, еще раз пожал руку деда, и мы с Ваней пошли дальше...Когда мы отошли от села, мальчик обернулся и, не видя впереди ни одного дома, спросил:- Дядь Серафим, а куда мы идем?- Как куда? Ко мне домой, - ответил я.- А где вы живете? В лесу, что ли?! - Мальчик был не то чтобы напуган, но насторожен.- Ну, не совсем в лесу, - я вытянул вновь занывшую руку, указывая на сосну, - вон, видишь самое высокое дерево? Ваня взглянул в ту сторону и, повернувшись ко мне, кивнул.- Вот, от этой сосны метров через пятьдесят и будет мой дом. Раньше там и другие дома были, но хозяева все померли, уже лет тридцать как. Так что теперь я там один живу. А ты что, испугался? - Ничего я не испугался, - с некоторым вызовом ответил Ваня и, подумав, спросил, - а ты, правда, колдун, дядь Серафим?- Конечно, - я засмеялся и добавил, - только я добрый колдун. Ваня недоверчиво посмотрел на сосну, на меня.- А разве бывают добрые колдуны? - Ну, я же есть, - пожав плечам, я закончил, - значит, бывают.Ваня помолчал полминуты, и снова спросил:- А что эта тетка про лешака говорила? У вас что, они, правда, водятся?- Слушай ты ее больше, - я потрепал его по давно немытым волосам, - она тебе не такого наговорит....________________________________________________________________ ...Дом встретил нас настороженно. Я мог бы поклясться что, входя в дверь, почувствовал некоторое сопротивление, словно дом, обидевшись на долгое отсутствие, не хотел впускать меня. Остановившись и, придержав рукой Ваню, я быстро прочитал коротенькую молитву. Напряжение спало, хоть и не так быстро, как я ожидал, и мы вошли в сени. Внутри сильно пахло травами, что было совершенно неудивительно - окна не открывались больше месяца и, честно говоря, я ожидал, что запах будет гораздо сильнее. Ваня с интересом оглядывался по сторонам, но от замечаний воздерживался. К вечеру он стал чаще покашливать, и я подумал, что не мешало бы сразу заняться его лечением. Мы прошли в комнату, и я предложил ему:- Ты, пока устраивайся тут, а я схожу баньку растоплю. Ваня кивнул, разглядывая бесчисленное количество банок, рядами стоявших на полках. Взяв маленький ножичек, я вышел во двор и, подхватив несколько поленьев, открыл дверь маленькой бани, стоявшей позади дома. Спертый, чуть сыроватый и слегка затхлый запах ударил в ноздри, и я пошире открыл дверь. Подождав с полминуты, вошел в предбанник и включил свет. Слабая лампочка осветила знакомое до боли помещение. С каждой минутой я все больше понимал, что нахожусь дома, и это прибавляло и настроения, и сил. Даже наша разлука с Марией, хоть и продолжала терзать, уже не казалась такой бесповоротной, как это выглядело еще утром. Я вошел в маленькую комнатку, в которой стояла большая железная печь и, отодвинув заслонку, кинул пару сухих, оставшихся еще с прошлого мытья (когда ж это было?!) дров. Поднеся спичку к свернутой газетке, я поджег несколько кусков бересты. Огонь занялся сразу, мгновенно охватив поленья, пыхнувшие жаром в лицо, словно приветствуя хозяина. Принеся из предбанника остальные поленья и, кинув их в печь, я закрыл ее и вышел из бани. На заднем дворе росли три березы - было время, когда я помнил их еще совсем небольшими деревцами. Сейчас же это были самые высокие, с толстыми стволами деревья, и многие сельчане, глядя на них, качали головами, приговаривая, что не бывает таких берез. Говорить говорили, а что толку - березки-то, вот они, стоят родные. Подобрав три стеклянные баночки, во множестве стоявшие у бани, и ополоснув их водой, я подошел к одной из березок, и погладил ее по стволу. Прошептал несколько слов, вынул из кармана маленький ножичек, и сделал глубокий, но аккуратный надрез, в который вставил тоненькую щепочку. Под щепкой установил банку, и перешел к следующей березке. Вскоре под всеми тремя деревьями стояли банки, в которые я, несмотря на конец лета, все же надеялся набрать необходимого для лечения Вани березового сока. Закончив с банками, я прошел в огород, где сорвал несколько помидоров, огурцов и синеньких и вернулся в дом. Ваня сидел на лавке, оглядывая помещение. Увидев меня, он улыбнулся, и сразу же закашлялся. - Сейчас попаримся, потом поужинаем, а потом я начну тебя лечить, - по глазам мальчика было видно, что он хочет меня о чем-то спросить, и я решил помочь ему, - что, интересно тебе здесь?- Дядь Серафим, а у вас нет детей?Вопрос, что называется, застал меня врасплох. - Нет, - я развел руками, - не сложилось как-то.- И жены у вас не было? - Не унимался Ваня.- Вот что, - я указал ему на овощи, - ты, давай-ка, помой это, и сложи вон в ту миску, а я пока схожу, посмотрю, как там банька.Выходя из комнаты, я обернулся и добавил:- Потом поговорим. В бане было тепло - температура уже поднялась выше шестидесяти. В баке воды было немного, и я за две ходки к колодцу, наполнил его. За это время температура приблизилась к семидесяти. Подкинув еще пару дров, я пошел в дом. Отмытые и полные полезных витаминов овощи, уже лежали в миске. Я прошел в комнату и, достав из шкафа пару чистых простыней, кивнул Ване:- Ну, пошли, будем отмывать тебя от городской пыли. Ваня соскочил с табурета, на котором сидел, подбежал ко мне и спросил, глядя мне в глаза:- Дядь Серафим, а у вас что, нет телевизора? Я усмехнулся и, слегка подтолкнув его в спину, ответил:- А зачем он мне? Здесь все равно плохо показывает. Да и времени у меня не бывает, перед ящиком деревянным сидеть. Ну, пошли, пошли....Банька вышла знатной. И температура, и влажность, и веники - все было именно то, что нужно. Или может мне, соскучившемуся по всему этому, так показалось? Вряд ли. В какой-то момент я даже подумал, что не только я рад своему возвращению, но и мне здесь очень рады. Но, это, конечно, была всего лишь моя фантазия. Как и то, что дом мог обидеться, а потом простить...Ванька, которого я осторожно постегивал свежим березовым веничком, терпеливо сносил мои удары, и лишь однажды попросил открыть окошко - температура поднялась до восьмидесяти градусов и не привыкшему к такому пареньку, было жарковато. Я открыл маленькое окошко, и увидел идущую по дороге к моему дому Анну. С ней была какая-то женщина, которую в сгущающихся сумерках я сразу не узнал. Я облился холодной водой, чувствуя, как в меня, в буквальном смысле вливаются силы, о природе которых чуть было, не позабыл, всего-то месяц с лишним находясь вдали от дома. Правду говорят, дома и стены помогают. Ваня, который после отмывки превратился в симпатичного рыжеволосого мальчонку с кучей веснушек на носу, оживал буквально на глазах. Балуясь, и шаля, он схватил тяжелое ведро, и опрокинул его на себя, в точности повторив мои движения. В его визге было столько счастья, что я вдруг с горечью подумал о том, что судьба обошлась со мной довольно жестоко, так и не наградив родным дитем. Выйдя в предбанник, мы наскоро обтерлись сухими простынями. Ваня что-то рассказывал, но я думал о другом, и его слова проходили мимо моих ушей - я вспомнил большую треугольную ванну, в которой мы частенько сидели с Марией, и мне стало немного грустно. Быстро одевшись, я подхватил на руки завернутого в полотенце Ваню, и вышел во двор. Вечер был волшебным. Воздух, напоенный дивными ароматами, мягкая, словно бархатная трава под босыми ногами, легкий шелест листвы - разве можно сравнить это с гудящим, искрящимся, дымным и суетным городом?! Я все больше склонялся к мысли, что правильно поступил, вернувшись сюда - в городе я не чувствовал себя своим. Даже в минуты близости с Марией, я понимал, что мое место здесь!Анна и Ангелина (я вспомнил, что это она, лишь, когда мы вышли из бани) сидели на крылечке. Ангелина молча слушала неудержимую Анну, лишь иногда кивая головой, словно соглашаясь с ней. Увидев нас, обе женщины встали, и Анна, набрав в легкие побольше воздуха, снова затараторила со скоростью, которой позавидовал бы и самый скорострельный пулемет.- Серафимушка, я тут побегала, кое-что для мальчонки принесла, и еще покушать вам прихватила, и еще вот, Ангелиночку встретила, так она, узнав, что я иду к тебе, попросилась со мной, что же я ей отказывать буду? Выпалив все это в одну секунду, Анна уставилась на Ваню, которого я держал на руках, снова набрала воздуха, но я решительно поднял руку, останавливая ее.- Спасибо Анна, - повернувшись к Ангелине, я выждал мгновение, глядя в ее грустные глаза, и спросил, - давайте в дом, а то мы после баньки. Ангелина и Анна пропустили нас с Ваней вперед, и тоже вошли в дом. Анна пыталась что-то сказать, но увидев мой взгляд, осеклась. Правда, ненадолго. Развязав большую котомку, она начала доставать оттуда детские вещи, зачем-то примеряя их на себе и, естественно, вновь заговорила:- Вот, это я у Митриевны нашла, после Павлика осталось, а эти рубахи у Зинаиды взяла - ее-то уже подрос, а новых, вроде, заводить не собираются.