итая верить, что все произошло само собой. Но когда мы остались одни, все всплыло наружу. Не снимая свадебного платья, Мария долго и молча смотрела мне в глаза, и потом произнесла:- Ты..., приворожил меня, да? Я смотрел на Марию, не зная, что ей ответить, и она спросила еще раз:- Скажи, Серафим, ты, правда, приворожил меня? Мне с трудом удалось сделать непринужденно-удивленное лицо, и я помню, как улыбнулся и ответил:- Что ты, Маша?! Я же всего лишь травник, а не колдун какой-то. Я хотел обнять ее, но Мария отстранилась, и спросила в третий раз:- Я с самого начала чувствовала, что что-то не так, но только после разговора с тетей поняла, что ты сделал. Я спрашиваю тебя в последний раз - ты приворожил меня?И только тогда стали понятны и насмешливые взгляды Виолетты, и бледность Марии, и грусть на лице ее родителей. Я подумал, что если я признаюсь ей, если объясню, как я люблю ее, она поймет, простит и, быть может, полюбит меня по-настоящему. И ответил:- Все что я делал, я делал только ради тебя. Да, я сделал приворот, но тебе ничего не грозит - я всего лишь соединил наши энергетические сущности. Маша! Я не хочу без тебя жить! Я не смогу! Прости меня, если можешь, я очень люблю тебя! Она смотрела на меня, а я видел, как ее печальные глаза наполняются слезами и... ненавистью. Я не услышал от нее ни одного слова - ни упрека, ни проклятья, только взгляд. Взгляд, в котором было все: и ненависть, и любовь, и прощание. В нем не было лишь одного - прощения...________________________________________________________________...Я с трудом очнулся от своих невеселых мыслей и, посмотрев в потемневшее окно, удивился - со своими грустными воспоминаниями я просидел больше часа, не заметив, как пролетело время. Встав с табурета, я начал собирать необходимые для отворота ингредиенты. Для начала я проверил, сколько у меня осталось саженцев - три тоненьких саженца березок стояли в сенях - ровно столько, сколько нужно. Я подумал, что это хороший знак и продолжил сборы. В мой мешок, которые сельчане (за глаза, разумеется) называли колдовским, я сложил пучки лаврового листа, немного лимонной вербены, ладаницу. Подумав, которую из смесей брать, я решил, что Дзеда будет самой подходящей. Вынув из узких подсвечников огарки церковных свечей, я положил их в мешок и, кинув туда же пустую бутылку, завязал его. Затем взглянул на старинные настенные часы, продолжавшие ходить так же точно, как и во времена моего детства - до полуночи чуть меньше получаса, и я решил, что очищающая молитва мне совсем не помешает. Подойдя к иконе Божьей матери, я опустился на колени и начал читать:- О, Пресвятая Владычица Богородица, небесная Царица, спаси и помилуй нас, грешных рабов твоих! От напрасной клеветы и всякой беды, напасти и внезапной смерти, помилуй в дневных часах, утренних и вечерних и во все время сохрани нас - стоящих, сидящих, на всяком пути ходящих, в ночных часах спящих, снабди, заступи и покрой, защити. Владычица Богородица, от всех врагов видимых и невидимых, от всякого злого обстояния, на всяком месте и во всякое время будь нам, Мать Преблагая, необоримая стена и крепкое заступление всегда ныне и присно и во веки веков. Аминь. Повторив молитву три раза, и столько же раз перекрестившись, я поднялся. Взяв мешок и саженцы, я вышел из дому и, не оглядываясь, зашагал по пыльной дороге. Небо было темным - еле заметный узкий серп молодого месяца плохо освещал дорогу, но этого и не требовалось - я знал на ней каждую выбоину. Поглядывая иногда на сверкающие в темном небе звезды, я шагал и вспоминал слова известных мне отворотов. Была бы жива бабка Серафима, я уверен - она бы снабдила меня таким количеством заговоров на отворот, что можно было бы снять все нечистое со всех окружающих сел, но Серафимы больше не было, о чем я жалел едва ли не каждый день, так что приходилось рассчитывать лишь на собственные силы... К дому Митьки я дошел минут через пятнадцать. В одном окне горел неяркий свет. Я подошел к нему и негромко постучал. Через мгновение в окне показалась большая Митькина голова, а еще через мгновение окно распахнулась. - Уже?! - Прошептал Митька, со страхом поглядывая на три тоненьких саженца и мой знаменитый мешок.- Пора, - ответил я, - выходи. И постарайся не шуметь. Окно закрылось и сразу погасший свет вселили в меня уверенность в успешном исходе дела - очень многое зависело и от желания самого привороженного, в данном случае Митьки. Я подумал, что мои слова все-таки дошли до его одурманенного чьей-то злой магией сознания, и быстро прочитал про себя благодарственную молитву. Через несколько секунд дверь тихонько отворилась, и на крыльце показался Митька. Он быстро подошел, и уставился на меня испуганными глазами. Я негромко спросил его:- Где у вас лопата? Он махнул рукой в сторону виднеющегося сарая:- Там. - Она нам потребуется. Еще зачерпни в эту бутыль колодезной воды - она нам тоже нужна, - я вынул из мешка пустую бутыль и, протянув ее Митьке, добавил, - и не шуми. Я тебя в саду подожду. Митька осторожно взял стеклянную бутыль, а я ушел к темнеющим неподалеку фруктовым деревьям.Митька появился через пару минут. Парень громко дышал, но я подумал, что это не от торопливости, а от волнения. Он протянул мне наполненную водой бутыль и лопату. - Выкопай три ямки, чтобы посадить в них саженцы, - негромко произнес я, беря бутыль, - и расстояние между ними не меньше трех метров. Парень посмотрел на меня, словно пытаясь сформулировать мучивший его вопрос, и все-таки спросил:- А с ней, Таней..., ничего не случится? Я пожал плечами.- С ней уже случилось, - увидев, как вытянулось его круглое лицо, я поспешил добавить, - когда она решила приворожить тебя, и обратилась к глупой ведьмице. А сейчас, если у нас все пойдет, как надо, мы даже с нее снимем проклятье. Мои слова немного успокоили парня. Странно иногда, что творит любовь, даже искусственная - мы готовы прощать своим любимым что угодно, боимся за них и готовы ценой собственного здоровья, а порой и жизни, постараться не причинить им вреда. Странно это. Я открыл бутыль, и перед тем как начать читать заговор, вспомнил Марию, ее горящие противоположными чувствами глаза... Я с трудом отогнал от себя не нужное сейчас видение и, опустившись на колени, стал читать:- Текла водичка из кринички, через город Иерусалим от колдуна, от колдуньи, от еретика, от еретицы, от учёных и рождённых, от детского и младенческого, от тифа и лихорадки, от пустых родов, от кровотечения, от испуга, от порчи, от тоски тоскучей, колючки колючей, гнетущей, кислой, пресной, встречной, поперечной, ветряной, водяной, засеянной и насланной. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Ныне и присно и во веки веков. Аминь.Я слышал, как Митька выкапывает ямки, но не оборачивался - освящение воды не располагает к суете. Трижды повторив наговор, я перекрестился и перекрестил бутыль с водой. Встав с колен, я вынул из мешка огарки свечей и вернулся к Митьке, который как раз закончил выкапывать последнюю ямку. Глазами измерив глубину, я кивнул парню, и сказал:- Хорошо. Теперь возьми по саженцу и, закапывая их, читай за мной.Митька поднял первый тонкий саженец, вставил его в ямку, и присыпал землей, повторяя вслед за мной:- Встал я на заре, крест мой святой на мне. Мать-земля передо мной, Спаситель Христос со мной. Иди, моя тоска-печаль, близко ли, в даль, найди рабу Татьяну, за левую ручку возьми, от меня отведи. Ты, бес, не куй. Ты, раба Татьяна, не ликуй. Господь со мной, земля предо мной. Пока мои саженцы будут жить, рабе Татьяне с рабом Дмитрием вместе не быть. Ключ, замок, язык. Аминь, аминь. Аминь.Я старался говорить медленно, чтобы Митька мог в точности повторять за мной. Парень старался, как мог. Я видел, что ему не по себе, и даже в темноте был виден неестественно бледный цвет его лица. Останавливаться было нельзя. Я положил руку ему на плечо, чувствуя исходящий от него злой холод. Он посмотрел на меня, но работать не прекратил. На втором саженце Митька немного запнулся, но я кивком дал ему понять, что ничего страшного не случилось. На третьем саженце он уже еле повторял за мной слова. Его глаза то и дело закрывались, и я, продолжая держать ладонь на его плече, чувствовал, как она замерзает. Когда была посажена третья березка, я передал ему бутыль и сказал:- Полей все саженцы, и постарайся оставить половину - вода нам еще пригодится. Пошатываясь от слабости, Митька взял бутылку. Пока он поливал, я посмотрел на молодой месяц, мысленно читая молитву о придании нам сил. После чего стал зажигать огарки свечей, читая над каждым короткую молитву. Услышав глухой стук, я обернулся и увидел лежащего на боку парня. Я быстро подошел к нему - парень лежал с открытыми глазами но, похоже, что он находился в полной прострации. Я быстро достал из мешка лимонную вербену и лавровые листы, набросал их вокруг парня и снова полез в мешок за ладаницей и смесью. Парень не шевелился. Насыпав ладанной смеси, я поджег ее - в царившем вокруг безветрии, дым стал стелиться по земле, не поднимаясь выше лежащего на ней тела.