Он кинул их в центральный костёр. Кусочки кассии были лёгкими, поэтому ему пришлось почти засунуть руку в огонь, чтобы убедиться в том, что они попали в пламя, а не разлетелись на ветру. Чертополох, к счастью, был смолот в порошок, и он отправил целую горсть в пламя.
Следом полетел корень мандрагоры.
Когда Teодор протянул руку, чтобы взять флакончик с каплями, раздался голос Эрики:
– Teодор, ложись!
Он без раздумий упал на землю. Холодный ветер пролетел по спине, чуть не подтолкнув его в пламя костра.
– Суран! – опять закричала Эрика. – Я добралась до твоей сестры. Глянь!
Теперь горели все три манекена, и Эрика, бегая от одного к другому, тыкала в них головёшкой.
Teодор зубами выдернул пробку из флакона и наклонил его над костром. Одна капля, вторая, третья… Пламя загудело и столбом взмыло вверх. По лицу Teодора текли слёзы, едкий аромат разъедал его ноздри. Оставался лишь единственный элемент, который нужно было добавить в пламя, – спёкшийся остаток со дна тарелки. Взяв его левой рукой, Теодор кинул его между двумя горящими поленьями. Затем он встал на ноги и увидел, что Эрика в беде. Она потеряла головёшку. Призрак обвил руки вокруг её горла и медленно поднимался ввысь. Рот Эрики был открыт, но она не могла издать ни звука.
– Да пребудет со мною сила слова Гекаты! – крикнул Teодор прямо в ревущий огонь.
Затем эти слова сами стали слетать с его языка:
Пройди сквозь пламя, отсылаю тебя!
По узкой тропе отсылаю тебя!
В мир иной отсылаю тебя!
Сквозь темноту веков отсылаю тебя!
За грань я опять отсылаю тебя!
Тело Эрики дёргалось во все стороны.
Не медли, уйди, отсылаю тебя!
Ноги Эрики беспомощно болтались в воздухе.
<<Вот так же погибла Келли>>, – подумал Teодор.
И тут он выкрикнул слова, которых никогда не слышал раньше:
Во имя силы Земли, Воздуха и Воды!
Во имя силы Огня и этой ночи Гекаты!
Во имя силы моей, силы сына Элиуса!
Не медли, уйди, отсылаю тебя!
Teодор не имел понятия, откуда взялись эти слова. Но спустя миг дух Сурана Бланше отпустил Эрику и она упала на землю. Дух ринулся к Teодору, но вдруг остановился, будто натолкнулся на прозрачную стену. Он парил над пламенем. Он был в ловушке. Вверх поднимались голубые языки огня. Дух принял облик мужчины, вернее, молоденького парня.
Он был только немного старше Teодора.
Короткие волосы обрамляли его бледное лицо с большими грустными глазами. Он приоткрыл рот, словно что-то хотел сказать.
– Суран… – прошептал Teодор, протянув к нему руки.
Парень тоже протянул к Teодору свои бледные руки, но огонь взметнулся вверх и скрыл его.
Дух Сурана сверкнул, будто молния в небе, и исчез. Сквозь темноту веков, в мир иной.
Костёр ещё раз вспыхнул голубым огнём. Затем всё стихло, над углями заплясали привычные жёлтые язычки. В самом центре костра, там, куда Тeодор кинул остаток из тарелки, появилась лепёшка из мягкой и чёрной массы.
Рядом с ней лежала прядь коротких светлых волос, которые уже начали тлеть. Протянув руку, Теодор схватил волосы. Он шустро свернул их в спираль и скрепил ещё горячей лепёшкой. Всё это было проделано второпях и не сильно ловко. Блейк сделал бы всё аккуратней. Но цель была достигнута: волосы были скреплены. Теодор поднял с земли деревянную печать, на которой каббалистическими символами было выведено имя Сурана, и вдавил печать в мягкую массу.
Теперь всё было завершено: оберег восстановлен, Суран опять отослан в иной мир.
Он будет пребывать там, пока кто-то неосмотрительно не выпустит его. Теодор кинул оберег в рюкзак и побежал к месту, где лежала Эрика. Её лицо было странного серого оттенка.
<<Она должна быть жива! Теперь, когда весь этот ужас позади, она должна быть жива! Не может быть, чтобы она…>>
Эрика пошевелилась.
– Эрика, у нас всё вышло. Мы отослали его за грань. У нас всё вышло…
Она улыбнулась.
Теодор услышал её сильно охрипший голос:
– Тогда не надо рыдать.
Он и не ощущал, что рыдает. Эрика села. Её лицо было покрыто грязью и сажей, волосы спутались, но она казалась Теодору самой красивой девушкой на земле.
– У нас вышло, – опять прошептал он, пытаясь распутать её волосы.
Она посмотрела на костёр, затем опять на Теодора:
– Знаешь, я ненавидела тебя за то, что мне пришлось сказать ему всё это. Я хочу сказать, что неважно, каким бы плохим он ни являлся… – Она погладила Теодора по лицу. – Ты как? Я думала, у тебя останутся синяки.
– У меня? У кого уж синяки, так это у тебя, – улыбнулся он и осторожно провёл пальцами по чёрным полосам по её шее. – Я понимаю тебя. Мне тоже было его очень жаль.