— Немцы, немцы… Ты с откудова идешь-то? — вытирая мокрые глаза уголком полотенца, спросила она.
— С Иванова… — вздохнув, отозвался Мишка.
— Энто ж с какого Иванова? Энто чтоль с того, что за Кузькино аж, что ли? Что возле Лешино? — наморщила она лоб.
— Ага… — печально вздохнул Мишка, соображая по реакции женщины, что названный им населенный пункт ну очень далеко от этой деревни. Теперь бы не лохануться и не назвать деревню селом или город деревней… Эх, надо было подготовиться. Хоть окрестности изучить…
— И это ты стока пехом прошагал? — ужаснулась женщина, приложив ладонь к щеке.
— Ага… — снова вздохнул Мишка. — Попервой-то нормально было, я лесом шел. Мамка мне поесть с собою дала, дак я и шел и шел… — горестно понурившись, рассказывал Мишка. — Мы-то думали, фронт ближе, а он вона как еще далече… У меня уж и еда кончилась, вчерась утром последний кусочек лепешки дожевал… Лапти вроде и крепкие были, а нынче и они развалились. Теперя еще и босой вот… — пожаловался Мишка. — Тетенька, а далече до фронта? — вскинул на нее глаза, полные слез, Мишка.
— А чего ж ты на месте-то не сидел, ась? Чего ж к фронту-то поперся? — ужаснулась женщина. — И мать-то… Как и отпустила-то… — закачала она головой.
— Дак вырос я, теть. Неуж не видишь — большой совсем. Шестнадцать вона по весне стукнуло… А немцы нынче сызнова собирают повыросших, да в Германию гонят… — горестно склонил голову Мишка. — А я туды не хочу. Вот и решил к своим уйти, — опустив голову еще ниже и потерев сухие глаза кулаками, рассказывал подросток. — Вот думал, ужо добрался. Гляжу — тихо, мотоциклов нету, машин ихних нету… Самих тоже вроде как не видать. Вот и подумал…
— Ох, сыноок… — прижав ладонь к щеке, и покачав головой, протянула женщина. — Тихо ему… Мы уж третий день на свете не живем, куды и спрятаться-то, не знаем… — тетка всхлипнула и уткнулась в полотенце. Плечи ее затряслись.
Мишка выбрался из-за стола и присел перед женщиной.
— Теть, ты чего? Теть? — тронув за плечо, Мишка несмело погладил ее по голове.
— Ох… — всхлипнула женщина. — Погибель наша тута за деревней сбирается… — утерев мокрое лицо, женщина горько вздохнула. — Деток жалко… — снова промокнув мокрые глаза, она взглянула на присевшего у ее ног Мишку. — Звать-то тебя как?
— Мишка… — тихонько отозвался парень.
— Миша, — вздохнула она. — Прям как мужа мово… А меня Глафирой, Глашей.
— Теть Глаш, а ты про какую погибель-то говорила? — заглянув ей снизу в глаза, спросил парень.
— Аа… — женщина шумно высморкалась. — Да за деревней, с той стороны, там, где рощица над речкой, немцы танки сгоняют. Много уж нагнали. Сама-то я не видала, ребята сказали. Купаться они бегали, да еще день назад заприметили. Тогда-то их они штук сорок насчитать успели, но, говорят, еще были, их немцы шугнули. Как тока не расстреляли… Я уж им на речку-то ходить запретила, а они, поганцы, скрытно, по полю. Да и углядели. Вчерась еще двадцать танков, что тока подъехали, часа за два насчитали, да и сегодня тож весь день гудели…
— Так, может, ушли они? — с надеждой спросил Мишка.
— Нет, Миша, не ушли, — покачала она головой. — Приходят тока. Староста седня приходил, велел дом подготовить, постели чистые перестелить, обед поболе да повкуснее сварить, а самим выматываться из дома, — горестно вздохнула Глафира. — А куды нам выматываться-то? — глаза ее снова налились слезами. — В землянку тока… А она в овраге вырыта, том, что на речку глядит… — женщина снова уткнулась в полотенце. — Танки-то как пойдут на наших, так нас там и раскатают насмерть… — раздался из-под полотенца ее глухой голос, а следом горькие рыдания.
— Это что же, завтра сюда немцы нагрянут? — опешил Мишка. — Теть Глаш… Пойду я… — поднялся он. — Спасибо тебе за ужин.
— Куды собрался-то? — оторвав лицо от полотенца, тревожно спросила женщина.
— К нашим пробраться попробую… Али в лес поглубже уйду. Не хочу я под танки, — испуганным голосом с нотками паники проговорил парень.
— Так ведь дождь там… — растерянно проговорила женщина, глядя на парня, срывающего с трубы свои вещи.
— Дождь не танки, теть Глаш… Да и тебе лучше будет, ежели меня тут не найдут. Староста-то небось твоих детей знает, — одеваясь и поглядывая на нее, проговорил Мишка. — Ты меня-то ему как объяснять станешь? Еще решат, что я партизан, да и расстреляют вас всех. Нет уж, я лучше в лесу сокроюсь…
— Ох, Миша… А я ведь и не подумала… — прижав к губам скомканное полотенце, с испугом взглянула на него женщина. — Спасибо тебе… Ты уж прости…
— Теть Глаш, а дети-то большие? — уже стоя на пороге, вдруг оглянулся на нее Мишка.