Хотя бы какая-то связь.
Укрепив дух, Мирон переоделся в светлые джинсы и толстовку, пригладил расческой волосы и вышел под дождь.
Подниматься в квартиру не хотелось — страшно было снова оказаться там, откуда все началось. Помыкавшись у подъезда, Мирон запрокинул голову и попытался отыскать бабкины окна. Впрочем, толку от этого не было: сейчас день, и понять, дома она или нет, невозможно. Придется идти. Загадал: если лифт снова сломался, значит, нужно вернуться домой. Как бы знак такой, что ему туда не надо. Заскочил в подъезд, чуть не врезавшись в выходивших оттуда людей, вдавил кнопку… Лифт послушно потащился вниз. Ладони вспотели — рану под бинтом защипало. На девятый этаж Мирон ехал, кажется, целую вечность — и столько же топтался под дверью, прислушиваясь к звукам из квартиры: телевизор, стук крышки по кастрюле. Там она, точно. Была не была…
— Никак поверил? — сощурился в дверной щели ехидный бабкин глаз, и Мирон шагнул в знакомую прихожую. Накурено было — жуть.
Пока разувался, бабка уковыляла в кухню, бряцнула форточкой.
— Чего застрял? Сюда иди! Сама приглашаю, не боись.
Мирон неловко прошел за ней и уселся на облупленный табурет, поджав под него ноги.
— А я и не боюсь.
Суетясь, бабка на мгновение открыла холодильник, и Мирон увидел полки, плотно заставленные банками с красной икрой. Бабка поймала его взгляд и подмигнула:
— Просила-то капусты да морквы, а ты вон чего отчудил.
Извлекла одну банку, щедро черпанула оттуда ложкой, сунула ее в рот и причмокнула:
— От склерозу помогает!
— Сделайте как раньше, — пискнул Мирон и откашлялся. Повторил уже громче: — Мне это не нужно, я хочу, чтобы все вернулось.
— Чего вернулось-то? — без интереса спросила бабка, помешивая в кастрюле.
— Я из-за этого вот… — начал он и запнулся, не понимая, каким словом обозначить свою проблему. — У меня одни беды. Я друга потерял, меня избили, телефон отобрали, а теперь еще и бабушка…
— А-а! Так ведь не отдашь — не возьмешь. Наперед просьбы надо жертвочку приложить…
У Мирона потемнело в глазах.
— Какую, на фиг, жертвочку? — взвился он, даже на ноги вскочил и крепко сжал кулаки, забыв про рану. — Я не хочу! Мне не надо! Забирайте себе!
— Не могу забрать, — выпалила бабка и пальцы в кукиш свернула. — Не могу забрать — не мое. Шорным родился — шорным и помрешь. Не хочешь сам — вон, рука заживет, и не трогай. А другие-то, кто знает, завсегда тебя пользовать будут. Надоумить могу, защитить, про жертвочки скажу, но не просто так — послужить придется. Коли я тебя нашла — всё, аллес! — И так ладонью о ладонь шлепнула, что Мирон вздрогнул и будто пришел в себя: разом увидел и кухоньку, и бабку, и свое перепуганное лицо, и даже что в кастрюле борщ.
— Вот же хрень, — отрезал он.
Сунул ноги в кеды и выскочил из квартиры.
В этот раз каждый притащил то, что сумел раздобыть: домашних животных, своих или соседских, овец, свиней, колбасу, в отдалении мычала корова. Жертвы, жертвочки. Мирон приоткрыл пересохшие веки и увидел, как женщина, похожая на его маму, передает мужчине, похожему на монаха, котенка. Мужчина, похожий на монаха, морщится, но сжимает на пушистом тельце лапищу, затянутую в крагу. Трещит огонь. Внутренний голос шепчет: «Не смотри!» Ладонь уже не чувствует прикосновений, ее затерли до кровавых волдырей. Как только просительница отходит, появляется следующая — с ребенком месяцев шести. Младенец смотрит прямо на Мирона и радостно пускает пузыри, мать смаргивает слезы и передает его мужчине, похожему на монаха, — не смотри! — и вот ей нужна только рука, его рука-а. А-а. А-а-а!..
Прикованный Мирон дернулся, застонал и проснулся.
Он лежал на диванчике в кухне, уткнувшись носом в спинку. Подушка под головой промокла, рука онемела. Пахло фастфудом. Темноту разгоняла лампа над плитой, в ее белом свете тени казались еще чернее.
— Проснулся? Есть будешь?
Голос Алисы заставил его сжаться и глубже зарыться в спинку дивана. Мирон сказал:
— Прости. Я так не думаю.
— Я знаю, — ответила она ровно. — Сейчас десять вечера. Мы заказали гадостей в «Бургер Кинге», и на тебя тоже. Все остыло, я разогрею.
— Я ходил к бабке, — просипел Мирон, не оборачиваясь. — Все правда, и ничего не изменить.
Пискнула микроволновка. Запах картошки фри усилился.
— Нужно готовиться к ЕГЭ, — сказала Алиса. — Начнем завтра.
Он вскочил как подброшенный, схватил подушку и вжался в нее лицом.
— Да какой, к черту, ЕГЭ? Ты не понимаешь!
Она не понимала. Если бабка нашла его — наверняка найдут и другие. Те, что знают и начнут пользовать. Даже если Алиса никому не проговорится, настанет момент, когда все прочее станет для нее неважно — только эта его магия, так всегда бывает, и тогда она отыщет его, из-под земли достанет, и на что она будет готова, чтобы исполнить очередное желание? Заплатить? Шантажировать его тем, что разболтает о магии всему миру? Отпилить чертову руку?..