— Конечно, мам. А как же еще?
Мама быстро улыбнулась в ответ, обнимая меня и увлекая за собой на кухню, где удивленно смотрела на то, как вместо позднего ужина, я варю себе целый бидончик крепкого кофе, выливая в давно позабытый отцом и знавший виды термос, с невинной улыбкой пожимая плечами:
— Скоро сессия, пора начинать готовиться. Хочу учить всю ночь, но боюсь, что усну.
Мама только понимающе кивала в ответ, собрав мне с собой в комнату на «ночное обучение» еще и бутербродов.
В общем, к предстоящей ночи я подготовилась основательно и была собой жутко горда, надеясь, что мое ночное наказание, за его отсутствие сегодня будет весомым, хотя перед глазами отчетливо видела его хитрые, веселые глаза и почти слышала задорный смех, переходящий в урчание.
На самом же деле я не представляла, как смогу найти его в большом городе, элементарно не зная даже имени. Не рисовать же полицейским его портрет с просьбой отыскать этого человека для моих личных и весьма сомнительных нужд!
На всякий случай поискав еще раз оба кольца, но снова безуспешно, я со злостью наглухо закрыла шторы на окне, показав язык луне и чувствуя себя такой глупой.
Первая порция кофе была выпита ровно в полночь, когда я поняла, что мои ресницы становятся тяжелыми, а кровать выглядит волшебной колыбелью жизни, но я не сдавалась, включив на телефоне какое-то рок радио и нацепив на себя наушники.
Следующая порция была ровно через час на пару с бутербродом, понимая, что кофе мне не помогает совершенно ничем, словно я пила воду!
Остатки кофе я допивала уже в полудреме, все еще надеясь на чудо и на то, что не усну…
— Перестань уже ныть, Марьяна! И так эти дни были выматывающими, ты еще никак не успокоишься!
Я закрыла глаза, стараясь сдерживаться хотя бы пару минут, но ничего не получалось.
— Он не должен был умереть…
— Умер и точка! — рявкнул брат, пошатываясь от усталости, потому что провел последние две ночи практически без сна и покоя в этом сарае, где сейчас было тепло и влажно. От боли.
Он всегда злился на меня, что бы не происходило вокруг, словно я была средоточием всех бед в этом мире, но никогда не отпускал от себя. Часто кричал и проклинал мое рождение, но когда я плакала, то кидался ко мне, словно безумный, обнимая и укачивая. Этим он пугал меня с раннего детства, заставляя держаться как можно дальше. Только как можно было это сделать, когда наши родители погибли, а вслед за ними ушла и бабушка — мой единственный оплот тепла, добра и поддержки, оставляя меня наедине с этим миром, где я всегда считала себя лишней.
— Беда на мою голову! — снова прошипел брат, как обычно заводясь за долю секунды, и сделав порывистый шаг ко мне, словно для того, чтобы ударить, но покачнулся и резко вышел, хлопнув едва державшейся дверью.
Мне было жаль его.
Жизнь ни к кому не была доброй, но его замучила так, что в свои тридцать с небольшим — казалось бы самый расцвет сил, он выглядел серым и изможденным, а в его глазах всегда была необъяснимая злоба….и то, что пугало огнем. Его жена была такой же — глубоко несчастной женщиной, потерявшей всякую тягу к жизни еще много лет назад, и жила подобно тени в доме, которая готовила, убирала и спала, но не больше. Прожив более десяти лет в браке, у них так и не было детей, и, кажется, женщина уже ни на что не надеялась, а это было страшнее всего — жить без веры, без надежды, без любви, которых она не видела и от мужа.
И не то, чтобы кто-то в нашем поселении жил лучше — половину того, что с большим трудом, потом и кровью удавалось собирать с наших земель, нужно было отдавать князю, чтобы он жил в достатке и защищал границы от набегов. А того, что оставалось на семью, никогда не хватало. Но в других семьях я видела то единство и доброту, которую никогда не могла отыскать в нашей.
Клочок земли и корова — это все, что было у нас, чтобы сводить концы с концами, и сейчас брат был снова зол, из-за того, что ее беременность закончилась тяжелыми, изматывающими родами, но теленок родился мертвым. Два дня и ночи мы пытались сделать все, что могли, чтобы не потерять нашу кормилицу, но черная полоса в жизни никак не заканчивалась.
Корова была настолько слаба, что едва дышала, не издавая никаких звуков и только тычась носом в своего малыша, который лежал рядом, не подавая признаков жизни, а брат был зол, боясь потерять и ее тоже, пока я не могла перестать рыдать с тех пор, как роды закончились так тяжело.
Мое сердце разрывалось от боли, при виде чистой невинной души, которая покинула это мягкое, все еще теплое тело. Я видела эту боль в огромных глазах коровы, готовая отдать все, что у меня есть, лишь бы финал был иным.