— Не делай этого снова, Марьяна. Не совершай ту же ошибку, — прорычал тот, кто едва ли был мистером Блэкстоуном даже в этом мире, отчего я тяжело сглотнула горечь в горле, глядя в синий омут глаз, где теряла себя и все связи с реальностью, прошептав хоть и тихо, но уверенно:
— Я — Маришка…
— Не думай, что ты сможешь сбежать от меня, — его рука обхватила мою голову сжимая волосы и рывком притягивая к себе, когда лишь в эту секунду я сжалась, вдруг увидев то, что не видела до этой секунды — его зрачки ожили и стали такими, какими были во сне — отражающими призрачный свет и совершенно не человеческими!
Это был ОН! Тот самый! Из моих снов! И душа замерла, когда я услышала его шепот, который разнесся эхом под сводами библиотеки:
— Ты придешь ко мне сама. По своей воле и желанию и отдашь мне все то, что я захочу.
4 глава
Эти его слова звучали, как заклинание, против которого я ничего не могла сделать, становясь словно зачарованной, и снова теряя себя во времени и пространстве. Только благодаря снам я теперь могла понять, что будет дальше — если поддамся ему, то отдам всю себя. Рано или поздно. Поэтому я выдохнула хоть и с дрожью, но упрямо:
— Нет! Не приду и не отдам! Я не Марьяна, а Маришка! Это другой мир, и мы совсем другие!..
— Другие ли? — проурчал голос низко и обволакивающие, и как бы я не заставляла себя не смотреть в синеву глаз, зная, что пропаду, а все равно окунулась в нее с головой, не отпрянув, когда его жадные и горячие губы скользнули по моим, улыбнувшись, потому что я потянулась для поцелуя, но напрасно.
Его губы заскользили по моей шее, сначала легко и ненавязчиво, но с каждой секундой становясь все более жадными, как и руки, которые сгребли со всей силы, заставляя поспешно прогнуться в спине и припасть к широкой груди мужчины, чтобы не заработать себе перелом позвоночника.
В нем будто просыпалось что-то темное, жадное до меня, опаляющее и хищное, отчего казалось, что вся цивилизованность и сдержанность мистера Блэкстоуна висит на волоске.
Как и моя свобода и неприкосновенность.
И снова я не могла объяснить этого, но кожей чувствовала, что он срывается в пропасть, и если сейчас не остановится, то последствия станут плачевными. В первую очередь для меня. Потому что уже сейчас мужчина не понимал, что причиняет боль своими прикосновениями и той воистину ужасающей одержимостью, с которой прижимал меня к себе, собирая запах моей кожи и волос тем, что водил кончиком носа, пока по его телу разносилась нервная дрожь.
— Не делай так больше, девочка, — выдохнул он в мое плечо не то с урчанием, не то с тем, что напоминало животный рык, убирая край мягкого свитера, чтобы припасть горячо и несдержанно губами, прижимаясь щетинистой щекой, отчего было необычно, слегка колюче, но почему-то приятно. — Не играй с тем, о чем не подозреваешь. Не зови меня так горячо, потому что настанет миг, когда я не смогу сдержаться.
Слова звучали зловеще. С тем необъяснимым темным притяжением, которое витало, между нами, с каждым днем становясь все крепче и от этого пугая еще сильнее. Больше я не сомневалась в том, что он слышит меня, каждый раз, когда я шепчу в темноту или говорю с луной, даже если не могла понять, как это может происходить и быть правдой.
Нас словно затягивало в какую-то воронку черной дыры, где на дне было много неизвестного и темного.
…но я не была уверена, что хочу идти ко дну.
— Не позову, — только смогла выдохнуть я, ощущая, как его пальцы застыли на секунду и снова впились в меня, насаживая на себя и словно давая прочувствовать всю глубину и твердость его безумия, от которого он едва сдерживался.
Я разрывалась от желания познать порочность и все грани его одержимости, но вместе с тем боялась этого больше всего на свете, неуверенная в том, что смогу это принять и понять, хватаясь остатками разума за ту действительность, где еще каких-то несколько дней назад его не было в моей жизни так много, и я старалась жить как все, не утопая в безумии. Своем и его.
— У меня есть жених, поэтому… — я застонала, ощутив резкую боль в плече, потому что Блэкстоун укусил меня снова, прорычав низким мрачным голосом, который отражался от стен этого огромного помещения, возвращаясь ко мне жутким эхом и загораясь тем нечеловеческим огнем, который теперь я видела в зрачках:
— Я не отдал тебя смерти! Не дал тысяче жизней разделить нас! Думаешь, отдам простому человеку?
Не было даже возможности оттолкнуть его от себя.
Я едва могла дышать в этих сильных руках, которые теперь сомкнулись вокруг, подобно стальной клетке и раскаленным тискам.