Но я не собиралась делать ничего подобного и хотела помочь ему от всей души, отблагодарив хоть в какой-то мере за то, что он сделал для меня сегодня, появившись так неожиданно, но принеся с собой только доброе, несмотря на то, кем был.
…а еще мне нравилось прикасаться к нему, ощущая, как сила и мощь этого тела струится по мне кусающими разрядами, словно оживляя кровь. Нравилось, даже несмотря на то, что символы на его коже пугали.
В полном молчании, ощущая его взгляд на себе и видя, как меняется его дыхание, я безрассудно смело прижимала тряпочку к кончику его носа до тех пор, пока кровь не перестала идти, опустив взгляд на грудь и потянувшись теперь к ней, чтобы вытереть засыхающие капли, но видя, как от моего прикосновения по телу колдуна прошла дрожь, настолько явная, что его кожа покрылась мурашками, я растерялась и застыла.
Он заурчал.
Не как человек. А как большой черный кот, потянувшись ко мне и прижимая мою ладонь к собственной груди, что я сделать не решилась, выдыхая хрипло, чувственно, так, словно сам не мог поверить в то, что происходит:
— Глууууууупая. Ты боишься касаться того, о ком ничего не знаешь, но все равно делаешь это.
Странно, но его слова звучали скорее как поощрение и чувственная ласка, а не как предупреждение или угроза о том, что не стоит этого делать, пока его руки снова стали не просто теплыми, а жаркими.
— Вы пострадали из-за меня, — проговорила я тихо, чуть подавшись вперед и не поднимая глаз, осторожно стерла кровь с груди, даже за пеленой ресниц ощущая, как он смотрит на меня, пытаясь справится с собственным дыханием и не убирая рук от меня.
— Это не страдание. Всего лишь маленькая доля расплаты за то, что я сделал.
— Вам не больно?
— Нет. И если ты будешь так же касаться меня, то готов поднять из могил и оживить всю вашу деревню с сотворения мира.
Его усмешка получилась кривой, а голос оставался хриплый и манящий, поэтому я смутилась, застыв и снова пытаясь прикрыться руками, а еще лучше натянуть наконец на себя лямки и тонкую нижнюю кофту, висящую на руках, но он не позволил, снова обхватив горячими ладонями за запястья, прижимая их к моим бедрам.
Его ресницы дрогнули и опустились вниз вслед за взглядом, мужчина смотрел на мою обнаженную грудь, а я сгорала от стыда, но почему-то не пыталась вырваться из его рук, прошептав, чтобы продолжить хотя бы видимость странной запутанной беседы и попытаться отвлечь его от созерцания меня.
— Говорят, что вы — Чернокнижник…
Колдун чуть усмехнулся, не отводя глаз от меня, и глядя настолько любовно, что казалось, будто я могу ощутить его прикосновения к собственной коже, даже если он не касался меня:
— Сейчас так называют любых отступников от нового единого бога. Тех, кто не принимает новую веру и остается верным старым богам, включая даже бабок-повитух в каждой деревне и поселении.
— Вы — колдун?
— И некромант. Страшно звучит?
— Да.
— Тогда почему ты не боишься? — прошептал он низко, подавшись вперед и не позволяя мне отодвинуться, держа своими руками крепко, но осторожно, когда его губы коснулись моей шеи так нежно, словно он проверял мою реакцию и ждал моих слез и омерзения.
Но ничего этого я не чувствовала.
Затаившись и задержав дыхание, я слышала, как начинает колотиться мое сердце от его прикосновений, когда горячие губы мужчины осмелели и опустились ниже, покрывая поцелуями легкими и чувственными, от которых становилось жарко.
Он завораживал меня.
Вызывал в душе и теле трепет такой силы, что скорее пугало это, чем его черная душа и все те рассказы, которые я слышала о нем.
Мне нравилось его горячее дыхание на моей коже и ощущение этих жарких губ, которые скользили умело и смело.
Мне нравились его сильные руки, которые сжимали меня в какой-то необъяснимой отчаянной нужде.
Мне нравилось его урчание, переходящее в низкий стон, когда мужчина втянул в рот мою грудь, водя языком вокруг соска, играя с ним, и посылая в мое дрожащее тело сотни огненных стрел, которые жалили и плавились в крови с шипением, погружая в негу, куда я ступала несмело, но отчаянно, дрожа и прогибаясь в его руках.
Мне нравилось, как он играл со мной, пробуждая в теле трепет и чувственность, заставляя позабыть о смущении и всем огромном мире, который словно сгинул за пределами этого старого, давно покосившегося стойла.
Я уже не боялась этих пронзительных глаз, в которых всегда была эта одержимая жажда проникнуть в меня и поработить всеми возможными способами, когда я оказалась лежащей на спине под большим горячим телом колдуна, касаясь ладонями его лица и копны черных волос, что рассыпались надо мной подобно каскаду.