Адам Нэвилл
Колдуны
Безусловно, языческие божества существовали гораздо дольше, чем мы полагаем…
Кто знает, не существуют ли они и по сей день?
Уиллу, Эшу и Элизе
Adam Nevill
CUNNING FOLK
Cunning Folk © Adam L. G. Nevill
© Мария Акимова, перевод, 2023
© Михаил Емельянов, иллюстрация, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2023
Прежде начала
Одинокий мужчина неподвижно стоит в холле, его толстые ноги тонут в пыльных ботинках. Тусклый электрический свет освещает галактику эмульсионной краски, которая грубой штукатуркой отпечатывается на сером комбинезоне, туго обтягивающем бочкообразный живот. Словно перепачканные в муке пальцы слабеют под тяжестью инструментов, которые едва могут удержать. В полуживой ладони левой руки – молоток. В помертвевшей правой – небольшой топорик.
На скуле, под распахнутыми от ужаса глазами засыхает «слезинка» кремовой краски. Расширенные до предела зрачки вбирают зрелище того, что свисает с потолка.
Петли.
Под свежеокрашенным потолком холла, где оканчивается завязанный петлей электрический провод, стоит алюминиевая стремянка. Она разложена так, что напоминает эшафот. Свернутые белые чехлы от пыли образуют тропу от кухонной двери до лестницы.
К самодельной виселице.
Инструменты и разбросанный мусор – сухая штукатурка, обрезки дерева и язычки грязных обоев – устилают почерневшие от времени половицы. Одна половина холла девственно чиста и блистает свежей краской. Другая десятилетиями не слышала шороха кисти и не ощущала на себе обойного клея. Половинчатый дом. Настоящее и прошлое слились здесь воедино.
В удавку превращен белый электрический кабель для люстры, который мужчина сам проложил накануне. Только он не завязывал на конце петлю. И даже не знает, когда это произошло. Живет он один. Но чьи-то руки позаботились о том, чтобы шнур, предназначенный для освещения холла, послужил теперь для нагнетания мрачного ужаса. И вот в доме, который мужчина надеялся назвать своим, перед порогом с крест-накрест прибитыми досками висит петля и манит просунуть голову для примерки.
Желание отвести взгляд или закрыть глаза побеждает тот же импульс, который велел мужчине покинуть кухню, войти сюда и увидеть это. Одна нога просто следует за другой, пока осторожность и сдержанность не делают первые предупредительные выстрелы.
С нарастающим трудом мужчина шевелит губами, задавая вопрос то ли самому себе, то ли дому, то ли богам:
– Внутри? Как…
А затем, словно обращение к невидимым палачам, на кончике языка замирает простая, жалобная мольба:
– Пожалуйста.
В лихорадочных мыслях происходит короткая борьба, а затем тело мужчины напрягается. И, словно по льду, покрывшемуся паутиной трещин, он, запинаясь, движется вперед.
Грязная рука дергается, роняет молоток. Бам! Из другой руки выскальзывает рукоятка топорика. Бах! А ноги неумолимо, против собственного желания, шаркают по белой дорожке из льняных чехлов и несут вперед тяжелое тело.
Он неохотно идет к стремянке под петлей. Лицо у мужчины одутловатое и пурпурное из-за почек, он – узник, который отчаянно пытается освободиться. Его собственная воля связана ледяной веревкой, что затягивается все туже и тащит его вперед. К петле.
Мужчина против воли поднимается по металлическим ступеням. По всем трем, до самого верха.
Шух-скрип. Шух-скрип.
Не громче воздуха, который вырывается из ниппеля резиновой шины, он хрипит:
– Только не это… Я уйду… Обещаю.
Виселица стонет под его весом, когда мужчина принимает нужное положение на самодельном эшафоте. Руки, которые с тем же успехом могли бы принадлежать другому человеку, осторожно накидывают петлю на его шею. Заправляют узел под челюсть. Затем затягивают шнур вокруг покрытого щетиной горла.
Пока мужчина бессильно наблюдает, его первая нога вытягивается и зависает в воздухе, протесты стремянки стихают, будто сами ступени затаили дыхание.
Одна его нога все еще стоит на твердой поверхности, а другая уже нет, и с тонких губ мужчины срывается всхлип. Первый ботинок выдвигается дальше, переносит весь вес на пустоту и тянет за собой левый ботинок, чтобы сделать самый последний шаг, на который могут рассчитывать его ноги.
Тихий шорох витого шнура нарушает тишину холла. Тонкая струйка штукатурки сахарной пудрой присыпает скальп висельника.
На светлой стене, которую он недавно мастерски покрасил, отплясывает джигу его тень. Стальные носки ботинок рассекают воздух, резиновые подошвы дергаются в пустоте. Затем нога делает полуоборот и выбивает лестницу. И пока мужчина крутится в удушающих путах из уплотненного водонепроницаемого кабеля, его налившееся кровью лицо оплывает. Остатками зрения – в глазах уже темнеет от давления крови, которая не может покинуть череп – он замечает, как от стены рядом с кухней отделяется белое пятно.