Выбрать главу

 

Я не знала, что любовь может быть такой сладкой.

- Ты такая красивая, - прошептал он, - и чистая, как снег, как родниковая вода. Я прикоснулся к тебе – и очистился, словно родился заново. Но если в тебе есть хоть капля жалости, прикоснись и ты ко мне – к несчастному пленнику, твоему рабу… Я умру, если не изведаю твоих прикосновений.

Какая женщина устоит, когда красивый мужчина молит ее о любви? Тогда я считала, что он молил меня о любви. Я не смогла отказать. Я коснулась его лица – высокого лба, щек, прикоснулась к уголку губ. Потом положила ладонь ему на грудь – она была тверда, как камень, но теплая, совсем человеческая. Мускулы так и заходили под кожей, когда я его погладила.

Ласкать его было самым изысканным удовольствием, которое я испытывала в своей жизни. До этого я никогда не дотрагивалась до мужчины. Вольверт не просил меня приласкать его, и даже спали мы раздельно. Он всегда уходил к себе, выполнив супружеский долг.

Супружеский долг – как сухо это звучит. Правда, епископ? Как будто жуешь сухую корку, и она обдирает тебе горло.

А демон был не такой. Он откликался на каждое мое прикосновение – я слышала его прерывистое дыхание и видела, что он закусил губу, сдерживая стоны. Я скользнула ладонью по его животу и спустилась ниже, ощущая, как он напряжен, как страстно желает меня. Демон не выдержал и застонал, и это показалось мне самой сладостной музыкой.

- Только не останавливайся, продолжай… продолжай… - зашептал он. - Я столько ждал этого и не переживу, если остановишься…

 

В какой-то момент воспоминания ведьмы превратились в обвинения:

- Он говорил те самые слова, которые побоялась произнести я. Он оказался смелее меня, а может, ему просто нечего уже было терять. Я ласкала его, а он стонал от наслаждения. Понимаешь ли ты, епископ, что это значит? Мужчина в моих руках стонал от наслаждения. Я дарила ему такую радость, какой не могли бы одарить его даже небеса. Ведь ты не стал бы ласкать его, верно, епископ?

В ее голосе были раздражение и злость, но я не понял, что было этому причиной. Я слушал все, что она говорила, и стискивал зубы, раз за разом прижигая ладонь.

А ведьма распалялась все больше и больше. Вот она уже вскочила с кровати и почти выкрикивала мне в лицо:

- …. а ты молчишь, как каменная статуя!

- Тебя так задевает мое молчание? – спросил я, тоже поднимаясь и пряча обожженную руку за спину.

- Хоть раз ты испытывал наслаждение, когда целовал женщину? Что ты знаешь кроме молитв и упырей? – спросила она. – Хоть раз ты задумывался о том, что женщина тоже испытывает человеческие чувства, и плотские радости тоже. Или ты считаешь наслаждение любовью привилегией мужчин? Так я тебя разочарую. Нас тоже мучают неутоленные страсть и желание. И мы тоже хотим, чтобы нас любили красивые, сильные мужчины, которые не боятся плоти и знают, что нет ничего греховного, если два тела тянутся друг к другу.

- Не слишком ли много слов в защиту грешниц? – спросил я.

- В защиту женщин, – сказала она, и голос ее зазвенел.

Мы стояли друг против друга, как враги, и я видел в синих глазах только ненависть. Они потемнели, как грозовое небо, а ведьма открыла уста и заговорила, посылая одну молнию за другой. Именно так били меня ее слова:

- Я ведь кажусь тебе распутницей? Прелюбодейкой, обманувшей мужа с демоном. И от моих речей тебя коробит. Я вижу, что ты еле сдерживаешься. Только то, что ты назовешь распутством, я назову искренностью. Не стану лицемерить и притворяться, что спать со слабым мужчиной – предел женского счастья. Я познала истину. Мне нравится плотская любовь, и что бы ни говорили лицемеры вроде тебя - она нравится всем.

- Не говори за всех, - процедил я сквозь зубы.

- Хочешь сказать, ты далек от этого?

- Далек.

- О чем же ты с такой страстью молишь святую Медану, покровительницу влюбленных?

Упоминание о принцессе Медане стало последней каплей. Я схватил Айфу Демелза за волосы, и она вдруг закрыла глаза, подставляя лицо, как для поцелуя. И я замер, не зная, что сделать – ударить побольнее, или, правда, поцеловать. Волосы были мягкие, так и ласкались к пальцам. От нее до сих пор пахло лилиями, и этот аромат кружил голову, не помогала даже боль в руке.