Выбрать главу

- Насколько могу судить – ест только облатки, - нервно хихикнула сестра. – Даже к трапезе не выходит. Но это и к лучшему. Если он протянет ноги – ты будешь свободна.

- Не выходит?

- Не выходит, - Эмер пожала плечами.

- А ты не догадалась распорядиться, чтобы ему принесли поесть в собор?

- Зачем?! – она посмотрела на меня с искренним недоумением. – Он зрелый мужчина и должен сам…

- Ах, Эмер! – не выдержала я. – Как же далеко тебе еще до настоящей хозяйки Дарема!

- Но ведь я о тебе забочусь! – только и успела крикнуть мне вслед сестра, потому что я не стала больше с ней разговаривать, а направила свои стопы прямиком в даремскую кухню.

Хотя и обругала Эмер, назвав ее никчемной хозяйкой, кухню и поваров она держала в отменном порядке. Узнав, что мне нужно, главный повар сам предложил мне кулинарные услуги, но я отказалась.

Сварить овсяную кашу на воде я сумею не хуже их, и растолочь в ступке миндаль, постепенно подливая по ложке холодную воду – тоже несложно. После воздержания в пище надо вкушать что-то легкое, жидкое, немного сладкое, что подарит желудку радость и успокоение, а не вызовет расстройство в кишках. Когда нехитрое кушанье было готово, я положила кашу в чашку, прикрыла чистым полотенцем и пошла в собор.

Возле закрытых дверей маячил Кенмар. Увидев меня, он встал поперек дороги с весьма воинственным видом:

- Мастер запретил его беспокоить.

- С каких это пор твой мастер стал хозяином церкви? – спросила я, ничуть не смутившись. – Я думала, двери дома яркого пламени раскрыты для всех.

- Подожди час, - сказал он презрительно, - потом я тебя впущу, и будешь замаливать свои грехи. Если, конечно, небеса примут твои молитвы.

- А твои молитвы небеса принимают? – впилась я в него взглядом. – Или они потакают насильникам над связанными женщинами?

Кенмар шарахнулся в сторону, и я тут же этим воспользовалась – проскользнула в собор и закрыла двери перед носом ученика.

Посмотрим, зайдет ли он настолько далеко в своем рвении, чтобы вытаскивать меня из церкви насильно. Но Кенмар не показывался, и я, осенив себя священным знаком, осмотрелась.

Служба давно закончилась, в церкви было тихо и пустынно. В центре зала я увидела долговязую фигуру епископа – он стоял на коленях перед алтарем, но смотрел больше не на алтарь, а на гроб Меданы.

Я не таилась, когда входила, и мои шаги он услышал сразу, но не оглянулся. Держа чашку на ладони, я остановилась в трех шагах от Ларгеля Азо и стала терпеливо ждать, не желая отвлекать его от молитвы. Он закончил молитву милосердно быстро и оглянулся через плечо. Взгляд епископа не предвещал ничего хорошего, и прежде, чем я успела сказать хоть слово – зачем пришла, Ларгель Азо спросил первым:

- Почему она явилась тебе, грешнице, а не мне?

Глаза его блестели, как от непролитых слез, и, поддавшись женской жалости, я шагнула вперед, опустилась на пол рядом с ним и положила руку епископу на плечо:

- Бывает так, что святые охотнее приходят к грешникам, чтобы явить им чудо и наставить на истинный путь. Что нового получил бы ты, увидев ее? Для тебя она и так - живая и наделенная небесной благодатью…

- Ты ничего не понимаешь, - сказал он, сбрасывая мою руку, и снова обращаясь ко гробу.

- Сколько ты будешь сидеть здесь, Ларгель, - сказала я. – Истязая себя, не приблизишься к небесам, так мне кажется. Я принесла ореховой каши, поешь.

- Оставь меня, - сказал он, не глядя в мою сторону.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Овес разварен и очищен от жестких осей, я протерла его через сито. И разбавила миндальным молоком. Попробуй, это постно и вкусно.

Епископ хранил молчание, и мне оставалось только досадливо поморщиться.

Я вздохнула и поправила полотенце на чашке:

- Хочешь, чтобы снова кормила тебя с ложечки? Не слишком ли ты стар для такого?

Почему-то мои слова привели его в чувство. Он посмотрел подозрительно, но вдруг смягчился и принял тарелку. Забирая ложку, он коснулся моей руки. Пальцы его были горячими, и их тепло передалось по моим жилам до самого сердца, а я вдруг подумала, что вот такие незначительные прикосновения могут, порой, связывать сильнее, чем самые страстные поцелуи.

- Не бойся, я не покусаю, - сказала я в шутку, но шутка ему не понравилась.

Он нахмурился, поднялся и прошел в сторону скамьи, рядом с клетями для исповеди. Устроил чашку на коленях и принялся есть с таким мрачным видом и так старательно жевал, словно я принесла ему блюдо из речного песка, а не разваренную овсянку.