Айфа была там же, где я оставил ее, исправно выполняя все указания – распласталась по земле и прикрывала голову. Я встряхнул ее и крикнул в ухо, и она поднялась, цепляясь за меня и надсадно кашляя. Капюшон упал с ее головы, и черные волосы летели по ветру, и хлестали меня по лицу.
Мы снова побежали, держась друг за друга. Я прижимал Айфу к себе, а Кенмар вцепился мне в плечо. Вихри словно решили поиграть с нами. Едва мы сворачивали к востоку, ветер начинал гнаться следом, бежали на юг – и ветер менял направление. Мы передвигались слишком медленно, оглядываясь, чтобы угадать направление вихрей.
Дубы, где был устроен привал, сломало, как соломинки, и стволы их, толщиной в два обхвата, полетели по воздуху, заметаая, как две огромные многопальцевые лапы.
Мою лошадь, которая совсем обезумела и металась из стороны в сторону, слизнуло ветром, как сухой листок. Копыта ее мелькнули в клубах пыли, и исчезли где-то под облаками. Айфа закричала, увидев это, но вой ветра заглушил ее крик. Вспышки молний били в землю совсем рядом. Кенмар шевелил губами – наверное, молился, и лицо у него было безумным.
Вдруг земля разверзлась, и мы рухнули в овраг, заросший дроком. Оцарапавшись о шипы, скатились до самого дна, где протекал ручей. И в ту же секунду над нами началось светопреставление. Нас накрыло плотным облаком пыли, воздуха стало мало, как в горах на большой высоте. А небо потемнело, будто наступила ночь, хотя время было послеполуденное. Кенмар пытался бежать непонятно куда, но я поймал его за ногу и повалил лицом в грязь, там он и остался лежать, закрывая голову и вздрагивая всем телом. Айфу я успел подмять под себя, и когда сверху посыпались поломанные сучья, ее не задело.
Она лежала подо мной, схватившись за воротник моего квезота. Щекой я касался ее лба, кожа была прохладной, но дыхание почти горячечное – оно опаляло меня. Всякий раз, когда раздавался очередной удар грома, Айфа прижималась ко мне все теснее. Я погладил ее по голове, давая понять, что все хорошо, и не надо бояться. По крайней мере, сейчас у нас было убежище, и неплохое.
Сколько мы пролежали в ручье, сказать было невозможно. Ветер, как живой, пытался пролезть под землю вслед за нами, вгрызаясь в края оврага и осыпая нас сором и камнями.
Я услышал, как Айфа повторяет, словно заклинание:
- Это кончится! Это кончится!..
- Все закончится, - шепнул я ей в самое ухо, вдыхая аромат лилий, которым до сих пор пахли ее волосы. – Ты не испугалась выйти мне навстречу, там, на озере. Неужели испугаешься грома и ветра?
Она затаилась, и кончики ее пальцев коснулись моей шеи. Всего на короткое мгновение, но это прикосновение обожгло меня так же, как и ее дыхание. Я глубоко вздохнул, призывая себя к спокойствию и здравости мысли, а потом приподнялся:
- Ветер стихает, - мне пришлось несколько раз ткнуть Кенмара кулаком, чтобы он услышал. – Ветер стихает. Пойдем по дну оврага по ходу течения.
Кенмар пошел первый. Вернее, сначала пополз на четвереньках, а следом за ним – мы с Айфой. Ползти, волоча за собой сумки, было неудобно, но так мы обманули ветер – он остался позади, а мы медленно, но верно уходили от него.
Через какое-то время поднялись на ноги, и Кенмар, пытаясь хоть как-то отчистить одежду от грязи, сказал презрительно:
- Проклятая непогода! Вот ведь промешкали. А могли бы уже давно быть в столице.
Айфа не ответила на колкость. Она шлепала по грязи, держась за мой поясной ремень. Я чувствовал ее руку через одежду, и не мог думать ни о чем другом. После прошедшей ночи я так и не поговорил с ней. Хотя, о чем было говорить? Она была настолько добра (или хитра?), что позволила мне проявить слабость. Поэтому лучше позабыть обо всем. Еще бы кто-нибудь научил, как это сделать.
Овраг становился шире, ручей становился полноводнее, и вскоре мы брели по колено в воде.
- Думаю, уже можно подняться, мастер, - сказал Кенмар, прислушиваясь. – Ветер совсем стих.