«Мне бы хотелось подарить тебе покой, - сказала я ему мысленно. – Покой и наслаждение. Но это невозможно для ведьмы и служителя церкви».
В это время Ларгель Азо открыл глаза и повернул голову, посмотрев прямо на меня.
Я была замечена, застигнута на месте преступления, но смущаться не собиралась. Он тоже не собирался и даже не сделал ни единого движения, чтобы прикрыться. Просто смотрел, а я ничего не могла прочитать в его глазах, будто заглянула в два бездонных омута, в которых до дна не достанешь.
Молчание затягивалось, только было слышно, как капала вода, а я явственно ощутила, как меня тянет к этому недоступному мужчине. Словно невидимые веревки опутали нас, и теперь кто-то стягивал петлю, заставляя приближаться друг к другу – делать один шаг навстречу, потом другой…
Я первая нарушила наваждение и сказала нарочито небрежно:
- Хотела предложить тебе помощь. Может, спину потереть? Или помыть голову?
- Справлюсь сам, - ответил он.
- Как знаешь, - я не смогла сдержать улыбки, чувствуя себя счастливо и глупо, и опустила штору. Невидимая петля ослабла, и спустя секунду я уже задумывалась – а была ли она? Не придумала ли я невидимое притяжение, как придумала страсть епископа ко мне, обманутая речами леди Марил?
Ларгель Азо появился через несколько минут – одетый, в наглухо зашнурованном квезоте, волосы вились влажными завитками пониже ушей и надо лбом. Я знала, что рубашки под квезотом нет, отдана Кенмару, и если чуть ослабить шнуровку…
- Ты идешь? – спросил епископ, пробуждая меня от мечтаний.
- Да, конечно. Вижу, ты прекрасно справился… с мытьем головы.
- Нехитрая наука, - ответил он.
Мы поднялись на третий этаж и сменили Кенмара на страже вещей. Он убежал в баню, весело потряхивая рубашкой. Я достала гребень и стала вычесывать волосы, Ларгель Азо что-то искал, усердно роясь в сумке. Может, просто нашел предлог, чтобы не разговаривать со мной.
- Ты обижен, что я подглядывала? – нарушила я молчание. – Прости, но мне очень захотелось на тебя посмотреть.
- Посмотрела? – он даже не оглянулся, перебирая колья и ножи.
- Да, и не разочарована.
- Рад за тебя.
- А это считается покушением на честь служителя яркого пламени? - я хотела пошутить, но он слишком серьезно отнесся к моей шутке.
Вдруг оставил сумку, повернулся ко мне и нахмурился.
- Настоящее преступление?.. – вскинула я брови.
Но он приложил палец к губам, делая знак молчать.
- Кто-то плачет… - сказал он после того, как мы долго сидели замерев и прислушиваясь.
- Плачет? – я покрутила головой. – Слышу вой ветра, стук дождя… Монти бренчит на лютне. Может, ты звуки лютни принял за плач?
- Может.
Вскоре вернулся Кенмар – раскрасневшийся и подобревший, но не утративший подозрительности.
- Они все сидят в зале, - сообщил он. – Я осмотрел дом, больше никого не нашел.
- Ты шустрый, - заметила я.
- Спустимся все вместе, - решил Ларгель.
- А вещи? – Кенмар указал на сумки.
- Если они все в зале, и ты никого больше на мельнице не нашел, то что угрожает нашей поклаже? – ответил епископ вопросом на вопрос.
- Слушаюсь, мастер, - Кенмар не слишком расстроился, и я поняла – почему, когда мы спустились.
У камина сидела Амелия и поджаривала размоченные сухие лепешки. Запах хлеба сводил с ума. Нам всем досталось по большому куску, Амелия отщипнула немного и начала есть – больше за компанию, потому что жевала без удовольствия. Остальные отказались, пояснив, что лишь недавно поели.
- С едой туговато, - признался сэр Барт. – Хотели прикупить мяса и хлеба в деревне, но не добрались до нее. Здесь есть мука, но мы не очень-то умеем печь, - он хохотнул, указав на дочь, - поэтому – сухари.
- И сухари недурственно пойдут с выдержанным вином, - объявил весело Монти, доставая с полки пузатый кувшин. – Это настоящее виноградное вино из Иллирии, если верить клейму на печати. Мельник явно знал толк в хорошей выпивке, благослови его небеса, где бы он ни был.
Он соскреб смолу с горлышка, открыл крышку и принюхался.