Тут она открыла глаза, и на меня плеснуло такой небесной синевой и такой силой, что я отшатнулся с проклятиями. Черты ее лица немедленно преобразились, и то, что казалось несовершенным, стало нечеловечески прекрасным.
Взгляды наши встретились. Первый взгляд с ведьмой – это всегда очень важно. Либо побеждаешь ты, либо она покоряет тебя. Первый взгляд – это как проникновение в душу. Мне не понятны были мысли ведьм и упырей, но я чувствовал их страх, ненависть, жадность и скверну, разъедавшую изнутри. А здесь все получилось иначе. Были черное колдовство и упыринные метки, но лишь снаружи, а внутри - бездна и тишина. Как будто ведьма запачкала только тело, оставив душу нетронутой.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга, и я как наяву почувствовал невидимые нити, которые тянулись от нее ко мне. Проклятая ведьма пыталась околдовать, пуская в ход извечную женскую уловку – очарование.
Почти сразу я опомнился и осенил себя знаком яркого пламени, моля простить за сквернословие, но к ведьме больше не подошел.
- Сказал же, не открывать глаза. Еды сегодня не получишь, - произнес я грубо, потому что и в самом деле был зол на нее. И на себя, оттого что невольно выказал слабость. Можно было с достоинством отойти, а не шарахаться, как от призрака.
- Мое имя – Айфа Демелза, - сказала она.
- Я не спрашивал твоего имени.
- Значит, ты его знаешь.
Похоже, я зря похвалил ее ведьмовский ум. Молчать она не желала.
- Завтра придет мой ученик, - сказал я, дожевывая недоеденные ею хлеб и сыр, и приканчивая свою часть еды. – Мы отведем тебя в Тансталлу. А сейчас я стану читать последование на сон грядущим, и только попробуй помешать мне.
В ее доме не было лампадки, но служители яркого пламени в пути могли обходиться малым. Поставив на край стола свечу, зажженную ведьмой еще до моего прихода, я опустился на колени, осенил себя священным знаком и начал читать молитву. Я молился, и ведьма не мешала мне. Сидела, уткнувшись лицом в согнутые колени. Бывали случаи, когда слыша молитву колдуны и колдуньи начинали бесноваться, но эта вела себя тихо. Значит, небеса тем более хотят ее спасти, значит, ее душа не совсем загублена.
Закончив последование, я подошел к ведьме, взял ее за плечо и толкнул к кровати:
- Будешь спать здесь. И попробуй только устроить какую-нибудь каверзу. Обрублю руки по локти.
Поверила она или нет такой угрозе, но ничего не сказала. Она неуклюже улеглась на кровать, стараясь устроиться настолько удобно, насколько позволяли связанные руки. Грудь оголилась, и ведьма никак не могла прикрыться, без толку дергая плечами, чтобы передвинуть одеяло. Я укрыл ее до подбородка, стараясь не коснуться даже кончиком пальца.
Свечу я переставил в щербатую глиняную чашку, чтобы не случилось пожара, а рядом положил две запасные свечи и кресало с огнивом. Остаться с ведьмой в темноте – это всё равно, что оказаться в мешке с лесным котом.
Квезот почти высох, я бросил его на пол рядом с очагом, и улегся, блаженно вытягиваясь. Закрыл глаза, но постоянно прислушивался – не вздумает ли Айфа Демелза сбежать. Прислушивался, пока не уснул.
Мне приснилась Медана. Приснилась такой, какой я впервые увидел ее, когда приехал в западные земли – с золотисто-рыжими волосами, заплетенными в четыре косы, с лицом белым и румяным, как цветы наперстянки, припорошенные снегом. Она чинно шла навстречу, держа в руках молитвослов и опустив ресницы.
И я остановился, как тогда, при первой встрече, уязвленный в самое сердце ее ясной и юной красотой. И повторил те же самые слова, что сказал много, много лет назад: «Дитя, посмотри на меня». И она посмотрела. Глаза у нее были синие, как предвечернее небо. Совсем не такие, как у настоящей Меданы. У той они были зеленые, как трава моей родины. А эта – она была ненастоящая, а морок. Самозванка! В руке моей оказался меч, и я наотмашь ударил обманщицу, посмевшую прикинуться моей возлюбленной принцессой. Она упала, а я снова и снова наносил удары, кромсая лживое тело на куски. Потом было короткое забытье, и новый сон, являвшийся, как бы, продолжением первого. Я стоял у букового дерева, а передо мной лежало бездыханное тело. Оно не было разрублено, но золотистые волосы, выбившиеся из-под платка, промокли от крови. В руках я держал что-то влажное, упругое, как устрицы, очищенные от раковин. Я медленно разжал ладони, и мне было страшно, хотя я уже знал, что увижу. В моих руках были человеческие глаза. Только не зеленые, как я помнил, а синие.