Танцы затянулись далеко за полночь, и лишь когда скрипач, пьяный и уставший, свалился с бочки, тут же захрапев, танцоры угомонились.
Айфа вернулась ко мне и шла нетвердой походкой. Волосы ее растрепались, щеки горели, и она едва не упала, расхохотавшись над собственной неловкостью.
Ни слова не говоря, я поднял ее на руки и понес в сарай, а она обняла меня одной рукой за шею, а второй гладила по щеке, уютно пристроив голову на мое плечо.
- Это был самый прекрасный день в моей жизни, - говорила она, и язык ее заплетался. – Я буду помнить его до самой смерти. Ларгель, ты ведь убьешь меня не больно? Обещай, что убьешь меня быстро, когда королевский суд вынесет приговор.
- Суда еще не было, - ответил я. – И ты не знаешь, что они решат.
- О! Как будто меня могут помиловать! – она запрокинула голову, глядя в небо. – И ты сам прекрасно знаешь, что меня приговорят к смерти. Ведь я виновна. Из-за меня погиб Вольверт, из-за меня демон из преисподней обрел свободу, я погубила столько людей… Что по сравнению с этим черное колдовство? А ведь лишь за него казнят. Я одного боюсь - чтобы уважаемые лорды не решили убить меня как-нибудь изощренно… Может, им и сожжения покажется мало, может…
Мы пришли к сараю, и я поставил Айфу на ноги, придерживая, чтобы не упала. Но она отвела мою руку:
- Я не так пьяна, как тебе кажется.
Войдя, я первым делом проверил по углам, а потом закрыл двери, запираясь изнутри. Айфа наблюдала за мной, сидя на ворохе соломы, на который был брошен старый плащ:
- Ты и сейчас кого-то опасаешься?
- Демоны не дремлют, - ответил я сдержано.
- От тебя только и слышно, что о демонах, - сказала она, и в голосе ее мне послышались горькие нотки.
- Спи, - сказал я.
- Только это и остается, - сказала Айфа, зевнув, упала ничком, не раздеваясь, и заснула мгновенно.
В отличие от нее, мне не хотелось спать. Я не стал гасить свечу, поставив ее в глиняную плошку, и сел у стены, привалившись спиной. Глядя на спящую ведьму, я понимал, что все уже решил, и обратного пути нет. И теперь я понимал, для чего Айфа Демелза понадобилась лорду Саби, и знал, как мне следует поступить.
Она спала крепко и спокойно, как младенец, а я терпеливо ждал, пока проснется. Когда запели вторые петухи, Айфа зевнула и перевернулась на другой бок. Волосы ее разметались, в прядях застряли соломинки. Юбка задралась до колен, и были видны стройные ноги – белые, как снег. Я вспомнил, как видел ее во время купания и прикрыл глаза, чтобы не торопиться, хотя все во мне уже горело от нетерпения, от страсти, от неистового желания.
- Ты не ложился, Ларгель? – услышал я ее сонный голос.
- Нет, - ответил я, открывая глаза.
Айфа зевнула, прикрывшись локтем, и перевернулась на живот, уткнув подбородок в сложенные руки.
- Я выспалась, - объявила она. – Который час?
- Три часа пополуночи.
- Ты молишься? Я тебе мешаю?
- Нет.
- Чем же ты там занят, прячась в темноте? – засмеялась она. Ресницы ее поднимались и опускались, еще не до конца освободившись от оков сна. – Выйди на свет, епископ, чтобы я могла посмотреть – не стал ли ты упырем? Эй, Ларгель? Ты тихий какой-то…
Я поднялся и пересел к ней, подобрал соломинку и пощекотав Айфе губы. Она отмахнулась, не сразу сообразив, отчего щекотно, а потом уставилась на меня с веселым изумлением.
- Наверное, я еще сплю? – спросила она и села. – Что-то случилось, Ларгель?
- Ничего.
Теперь мы сидели плечом к плечу, и я гладил концы ее волос, которые падали ей на колени.
- Хм… ты уверен?
- Дай руку, - сказал я, и она тут же протянула мне правую руку.
Я взял ее и поцеловал нежную теплую ладонь, а потом потянул вязки на рукаве рубашки. Кажется, Айфа вздрогнула, но руку не отняла, и даже развернула так, чтобы мне было легче распускать узел.
- Ларгель, - тихо позвала она, и я поднял голову.
Она смотрела чуть улыбаясь, смотрела тем самым взглядом, который я столько раз видел во сне – взглядом, затуманенным от переполнявших чувств, затуманенным от желания и… любви?..