- Думаешь ему тридцать? – продолжал насмешливо демон. – Или тридцать пять? Да что ты молчишь?
Он снова встряхнул Айфу – сильно и злобно, и я чуть не сорвался с места. От внимания демона это не укрылось.
- О, переживаешь за нее? Как трогательно. Охотник переживает за жертву. Наверное, боишься, что я ее прикончу, и ты не сможешь сжечь бедняжку на костре. Слышишь, - он словно бы нежно похлопал Айфу по щеке, но на самом деле похлопывания больше напоминали пощечины. – Он сожжет тебя, а пепел развеет по ветру. Ты же этого не хочешь?
Она помотала головой.
- Правильно, потому что ты умная. Умирать – это очень неприятно. А вот Ларгель ищет смерти. Верно, Ларгель? Ты не рассказал ей, почему? Нет? Опять отмалчиваешься. Зачем? Ведь прекрасно понимаешь, что сегодня всё тайное станет явным. А тебе, Айфочка, разве не интересно узнать об этих тайнах? – он вздохнул, не дождавшись ответа. – Вы сговорились играть в молчанку? Какое непростительное равнодушие. Но я все равно скажу, раз уж сегодня день откровений. Он хочет поскорее умереть, потому что устал жить на этом свете. Ведь ему… Ларгель, сколько тебе лет? Сто? Или сто пять? Я что-то запамятовал.
- Сто семнадцать, - ответил я, глядя на Айфу.
Глаза ее расширились, и губы приоткрылись, словно она хотела что-то спросить, но потом передумала, и опустила голову.
- Сто семнадцать! – демон долго смеялся, смеялся нарочито громко и весело, предлагая Айфе посмеяться вместе с ним. – Он хорошо сохранился, правда? Просто отлично сохранился!
Но Айфа даже не улыбнулась.
- Что такое? – не преминул отметить демон. – Почему огорченное личико? Ты обижена?
- Нет, - сказала она коротко.
- А я бы обиделся на твоем месте. Он столько скрыл от тебя. Наверное, еще и скрыл, что всю жизнь любил только одну женщину… святую Медану. Только она ему отказала, он очень переживал. Ах, какое несчастье!
Айфа вскинула глаза и сразу же опустила ресницы, но ледяная синева обожгла меня до сердца, до глубины души.
- Удивлена? – спросил демон, обнимая ее за талию. – Он дурак, этот Ларгель. Любить святую! Надо же быть таким безумным! Гонял за ней по всей Эстландии, а ее воротило от одного его вида. Представь – дикий, безграмотный – он и читать-то тогда не умел, ибо рыцарю не положено перо! Косматый варвар! И язычник притом! Да тебя и саму тошнило от него на первых порах. А потом он тебе понравился. Правда, птичка? – демон ущипнул Айфу за подбородок. – Но ты его изменила, должен признать. Сейчас он даже не лишен миловидности – мытый, волосы подстрижены. И взгляд, как у побитой собаки. Таким ты мне больше по душе, Ларгельчик.
- У тебя нет души, - сказал я.
- Сколько раз ты мне будешь об этом говорить? – вмиг озлобился демон. – Ну и что, что нет души? Сомнительное счастье. У тебя вот она есть, много удовольствия ты от этого получил?
И когда его лицо исказилось ненавистью, я вспомнил:
- Харут. Демон очарования.
- Порадовал! – взвизгнул он в восторге. – Ну вот! А то – не помню, не знаю! Но я не сержусь на тебя, ведь любовь лишает памяти и более памятливых, а ты, к тому же, староват, Ларгель, пора бы на покой.
- Вот, собрался, - ответил я с усмешкой.
- Ладно, говори, как есть, - он погладил Айфу по бедру, и она дернулась из-под его руки. – Тебя выгнали. Вышелушили, как сухую горошину из стручка. Кто ты теперь? Не преподобный, не епископ, не правая рука Саби. Растерял милости, утратил силу, даже медальона лишился… Жалкое зрелище. И это все было устроено мной, - он вдруг стал выше ростом и потемнел, как грозовая туча – кожа из смуглой превратилась в иссиня-черную, только белки глаз блестели, как перламутр. - Теперь ты мой, Ларгель Азо! – сказал он с издевкой. – И теперь я буду вершить твою судьбу, а тебе не помогут ни молитвы, ни сила. Ты заставил меня сто лет провисеть в цепях в вонючем замке, а я прикую тебя к скале забвения навечно. Справедливое возмездие, не так ли?
- Отпусти женщину, - сказал я, и демон сразу сбавил росту и стал просто смуглым. Казалось, он позабыл про Айфу, и теперь смотрел на нее с недоумением, будто вспоминая, кто она и что здесь делает.