После этого пища появлялась еще несколько раз, но мы не взяли ни кусочка.
Дальше потекли долгие, мучительные дни. У Ларгеля был с собой каравай хлеба, который он догадался прикупить, когда отправился за мной к камню фей, и мы бережно разрезали его на ломтики, часть подсушив. Я облазала все ущелье, находила птичьи яйца и ручей, а еще собирала пряные травы, чтобы приготовить подкрепляющее питье – это помогало продержаться, не пробуя колдовскую еду с камня фей. Мы не сомневались, что присылал ее Харут, а кто знает, что за угощение он нам приготовил.
Мне и раньше было известно, что Ларгель сильнее многих, но только сейчас я убедилась в его несокрушимости. Четвертый бессонный день он встретил с красными глазами, и если я обращалась к нему – некоторое время собирался с мыслями, прежде чем ответить, но все так же хмуро и методично резал фигурки, иногда ополаскивал лицо в холодной горной воде и… ничем другим не выказывал усталости.
За это время я рассказала ему всю свою жизнь, вспомнила все сказки и перепела все песни. Я изо всех сил старалась его подбодрить, подержать, но в конце концов сама падала от усталости, забываясь сном, и просыпалась в страхе. Но видела только одно – Ларгель выстругивал очередную пешку или бродил кругами вокруг костра, бормоча молитвы.
На пятое утро, когда я проснулась, белые фигурки были закончены, и Ларгель принялся вырезать черные – оставляя на чурбачках кору. Волосы у него были мокрые – значит, уже сходил к ручью и окунул голову в воду. Я развела костерок и достала еще два сухаря из наших запасов, и один протянула Ларгелю. Но он не заметил, потому что смотрел куда-то поверх моей головы. Смотрел не отрываясь, будто увидел призрака…
Я медленно оглянулась, ожидая появления Харута. Не выдержал и вернулся – чтобы поиздеваться, придумать еще какую-нибудь пытку.
Но это был не демон.
Возле плоского камня стояла юная женщина – прекрасная, в белоснежном платье и в венке из белых роз. Золотистые волосы ниспадали волнами до самых колен, а глаза сияли, как изумруды.
- Дела у тебя совсем плохи, мой рыцарь, - сказала женщина. – И я пришла, чтобы помочь.
- Святая Медана, – прошептала я, узнав ее. Она выглядела иной, не такой, какой показалась мне в Дареме. Там она была одета простолюдинкой, прихрамывала и плакала, а здесь предстала воплощением абсолютной красоты, двигалась плавно и горделиво – как и подобает принцессе. Рядом с ней я почувствовала себя черной, грязной и ничтожной. Вот кого любил Ларгель. Любил по-настоящему, исступленно, вот кому он хранил верность столько лет. И его можно понять, потому что более совершенного существа нет на свете.
Мне стало трудно дышать. Все, что было между мной и Ларгелем – все было разбито мгновенно, уничтожено, повергнуто в прах. Потому что кому нужна смертная грешница, когда рядом небесное совершенство?
- Прости, что появилась не сразу, - сказала Медана, подходя к нам. От складок ее одежды исходило благоухание весеннего сада, и сама она сияла, как весеннее солнце. – Но ты знаешь, что святые приходят в последнюю минуту, испытывая вашу преданность и твердость духа, - тут она обратилась ко мне: - Отойди от моего рыцаря, дитя. Он принадлежит мне. Он и так много из-за тебя претерпел.
Мы с Ларгелем поднялись с земли навстречу святой, и я отступила, понимая истинность ее слов. Он и правда всегда принадлежал ей. Ради нее он совершил столько зла и столько добра, а я была лишней. Медана приблизилась к Ларгелю и заглянула ему в глаза, коснувшись лилейно-белой рукой его щеки:
- Вот мы и встретились. Ждал ли ты этой встречи, как ждала ее я? – зеленые глаза лучились светом и обещанием любви, и взгляд их скользнул по губам Ларгеля – робко, словно спрашивая разрешения на поцелуй.
Мне захотелось отвернуться, но не получилось. Словно все силы разом оставили, и я могла только смотреть, как эта непорочная женщина забирает Ларгеля. Моего Ларгеля.
А он молчал, и Медана коснулась пальцем его губ:
- Ты должен был пройти через все испытания, чтобы стать достойным меня. Теперь все позади, и можешь не сдерживать чувства. И я могу не сдерживать их. Я так давно мечтала о тебе, только о тебе, Ларгель… - и она приникла к нему, опуская ресницы и подставляя губы для поцелуя.