Сейчас он поцелует ее, я буду спасена небесами, а эти двое уйдут в закат, держась за руки. Так и должно быть, потому что Ларгель стократно искупил свои преступления, а я жива лишь по его милости… Святые всегда приходят на помощь, вот и Медана не смогла оставить своего рыцаря. Того, кто столько лет хранил ей верность, и был бы верен и дальше, если бы не я. А теперь она пришла забрать свое… Забрать свое?..
Ощущение фальши, обмана посетило меня, и я сделала шаг вперед, но тут же остановилась, не зная, смею ли вмешиваться.
- Ларгель, - тихо сказала я, - это не Медана.
- Я знаю, - сказал он. – Это - демон.
- Демон? – брови принцессы страдальчески приподнялись. – Раньше ты называл меня по-другому – желанной, любимой, нежно-медовой, с каких это пор я стала демоном?
- Уходи, - сказал Ларгель.
Женщина отпрянула, и лицо ее исказилось злобой, разом утратив красоту, а глаза потемнели, превратившись из изумрудно-зеленых в черные.
- Зачем ты слушаешь ее? – сказала она, обвиняюще глядя на меня. - Она хочет рассорить нас, хочет забрать тебя. Она ревнует, эта ведьма!
- Не называй ее ведьмой, - сказал Ларгель хмуро, Медана потянулась, чтобы приласкать его, но замерла. – И проваливай, если не хочешь нарушения клятвы.
Лже-Медана скользнула к камню фей и истаяла белесым туманом.
- Харут развлекается, - сказала я, а Ларгель тяжело сел на землю и взялся за нож.
- Как ты догадалась? – спросил он.
- Я ведь уже видела ее. В замке Дарема. Она была совсем другой – одета просто и прихрамывала. А почему она хромает?
- Пыталась спастись от меня, - коротко пояснил он, - залезла на дерево, я ее стащил. Она упала и повредила ногу.
Я молчала, давая ему возможность выговориться, но он замолчал.
Вздохнув, я сказала:
- И еще страх… Медана в Дареме попросила меня не бояться, утешила. А эта Медана сразу пыталась запугать. Едва ли святые станут так себя вести. Но ты… - заколебалась, но закончила: - ты не поддался. Ты сразу понял, что это обман?
Он отрицательно покачал головой.
- Но как же… твоя любовь к Медане?
- Это была не любовь, а безумие. Ты была права. Она уязвила меня отказом, задела самолюбие, оскорбила. Моя привязанность к ней была сумасшествием, жаждой мести, жаждой победы, - он говорил безо всякого выражения, размеренно остругивая деревянную башню. - Тогда я думал, что она противится мне из упрямства, потому что она такая же, как и я. Но теперь я понимаю, что просто был ей мерзок. Я и в самом деле казался ей чудовищем, потому что чудовищем и был. Разве можно полюбить такого?
Момент бы совершенно неподходящий, но я не выдержала и расхохоталась.
- Что это ты смеешься? – спросил он.
- Я изменяла мужу с демоном, - ответила я. – Я тоже чудовище. Но ты сказал, что любишь меня.
- Мне нет дела до того, что было, - сказал он медленно. – В моих глазах ты искупила вину. Но даже если это не так, я не откажусь и от грешницы.
- Так и я не откажусь от грешника, - сказала я дерзко. - Мы оба искали любовь, и оба обманулись, но теперь мы рядом, и я не отдам тебя никому, но и ты не отдавай меня.
Он ничего не ответил – только посмотрел. Но какой это был взгляд!
- Никому и никогда, - повторила я твердо. – А теперь поешь.
На шестой день, я почувствовала неладное и после недолгой борьбы отобрала у Ларгеля нож.
- Что это?! – спросила я, поднимая клинок, на котором алели пятна.
Ларгель не ответил, и я без лишних слов задрала на нем рубашку, хотя он пытался сопротивляться. Весь правый бок был в свежих ранах, а одежда – заскорузлая от засохшей крови.
- Ты что это выдумал?! – напустилась я на него чуть ли не с кулаками.
- Когда больно… не уснешь… - сказал он глухо и посмотрел на меня. Глаза были мутными и пустыми, как у безумного.
Это стало последней каплей, и я сказала чрезмерно резко, пытаясь сдержать слезы:
- Все, хватит. Я не желаю таких жертв. Я не заслуживаю спасения и проклята небесами. А ты хоть и потерял небесную благодать, но совершил много добра. Поэтому приказываю тебе спать!
Он устало потер лицо и протянул руку ладонью вверх: