Выбрать главу

- Сделаешь вот такие? – спросил он, указывая на башмаки из светлой кожи, на каблучке и с рантом. – Чтобы пришлись моей сестре впору?

Башмачник окинул на меня взглядом из-под мохнатых бровей, и я без слов разулась, чтобы он определил размер.

- Сделаю за два дня, четыре серебряных монеты, - сказал башмачник чинно.

- Не торопись, делай за три, - сказал епископ, похлопав его по плечу, как старого знакомого, и бросил на стол два серебряника. – Это задаток. И еще мы хотим чулки. Покрепче и помягче. Говорят, твоя жена хорошо вяжет.

Появилась жена башмачника – дородная высокая женщина. Она несла на вытянутых руках полосатые вязаные чулки. Ларгель выбрал пару с красными и черными полосками и протянул мне.

- Серебряная монета, - сказал башмачник.

- Даже торговаться не стану, - Ларгель положил на стол еще один серебряник. – У тебя какое-то горе?

Жена башмачника всхлипнула и убежала.

- Кто-то умер? – продолжал епископ.

Башмачник склонился над каблуком сапога, который чинил, выстукивая молоточком.

Хотя епископ и приказал мне молчать, я не выдержала:

- Ты пришел под чужой кров, прояви уважение к его хозяевам, брат, - последнее слово я выделила голосом.

Но Ларгель Азо не пожелал уважать чужое горе, зато мою руку от ладони до плеча словно объял невидимый огонь. Я едва не вскрикнула, зажмурившись от боли, а епископ сказал, обращаясь к башмачнику:

- Когда мы придем в Тансталлу, я обязательно зайду в Собор небесного воинства. Там лежит камень, на который в незапамятные времена ступил крылатый вестник, когда южане осаждали столицу, на камне остался след стопы. Говорят, если потереть об него монетку, молитва обязательно будет услышана. Хочешь, помолюсь за тебя? Или за кого-то из твоих родных?..

- Благодарю, добрый человек, - чинно ответил башмачник, - мы тоже часто ездим в столицу, я помолюсь сам.

Епископ пожал плечами и направился к выходу, мы с Кенмаром потянулись за ним. Но за порогом лавки, пока мы еще не миновали крытый коридор, к нам метнулась жена башмачника. Разноцветные чулки висели у нее на сгибе локтя смятые и перепутанные, а она схватила Ларгеля за рукав и зашептала, пытаясь вложить ему в ладонь золотую монету:

- Помолись за мою дочь, господин… За Асмералд… пусть если жива, вернется домой, а если умерла, то пусть найдется ее тело, чтобы похоронить по-человечески…

- Достанет и медной монеты, - сказал епископ сердечно.

Я услышала это и заподозрила подвох. Мне не верилось, что главный палач Эстландии способен тереть монетки в соборах за вилланских дочерей. Наверняка, преследует какую-то цель… Но какую?

- Нет, пусть золотая, - всхлипывала женщина, - лишь бы вернулась…

- Сделаем так, - Ларгель Азо достал из кошелька золотую монету и обменял на монету женщины, - а теперь расскажи, что произошло с твоей Асмералд? Тогда молитва подействует сильнее.

Поддавшись на ласковость его расспросов, женщина открыла рот, чтобы поделиться своей бедой, но позади раздался суровый окрик:

- Жанина!

Башмачник вышел вслед за нами и теперь грозно смотрел на жену.

- Иди проверь, готов ли обед, - приказал он, переводя подозрительный взгляд на Ларгеля. – Это Пюит, господин, здесь не любят праздной болтовни.

Его жена отшатнулась и почти бегом скрылась в доме, потеряв по пути пестрый чулок, вязаный крючком. Ярко-красное пятно на черном полу казалось слишком ярким и неуместным, но поневоле притягивало взгляд.

- Это – Пюит, я понял, - ответил Ларгель вежливо, поднял чулок и положил на скамейку. – Прости на назойливость.

Когда мы вышли на улицу, староста по-прежнему ждал нас. Где-нибудь в благородном замке, где вдосталь еды и питья, и многочисленные кровати с пуховыми перинами чаще всего пусты, путешественникам вроде нас – грязным и пешим – предложили бы в лучшем случае свиной хлев. У вилланов все было проще. Древние законы гостеприимства еще не были забыты.

Староста проводил нас к своему дому – добротному дому с черепицей на крыше, усадил за стол, и старостиха налила каждому горячей похлебки в миску. Похлебка была чечевичная, и разогревая ее, старостиха бросила в горшок кусок копченого сала с мясными прожилками. Дразнящий запах заставил меня оживиться, и хозяйка это заметила.