Она словно прочитала мои мысли и сказала низким вибрирующим голосом:
- Ты ничего не скроешь, Ларгель.
От звука этого голоса все во мне задрожало от низменных желаний, а она продолжала:
– Я вижу тебя всего, до донышка. Знаю всё, что ты хочешь, - говорила и набрасывала на мою шею пряди волос. Они были длинные, как веревки. Или как змеи. Они стягивали горло – прохладные, шелковистые, пахнущие свежестью белых цветов. Лилии! Я вспомнил этот аромат. Любимые цветы принцессы Меданы. Запах, имевший надо мной особую власть, потому что был связан с ней.
- Ты узнал лилии? – спросила Айфа Демелза, переходя на шепот и приближая губы к моим губам. – Кто бы мог подумать, что эти целомудренные цветы умеют так горячить кровь? Представь, что я – та самая, чей запах ты до сих пор не можешь забыть. Она ведь давно умерла. Верно, Ларгель? Умерла, но живет в твоем сердце. Разве это не утомительно – носить в сердце мертвеца? От этого холодно ночами. Может, мы вместе попробуем избавиться от призраков и согреться?
Она положила руку мне на грудь и запустила пальцы, пытаясь проникнуть между вязок квезота. Ее прикосновение взволновало и растревожило, и я вдруг забыл о целибате и о клятвах яркому пламени. Она пахла так же, как Медана. И ее голос будил потаенные желания. А я по-прежнему не мог пошевелиться, и волосы, намотанные на шею, медленно, но верно стягивали свои петли. Айфа Демелза почти коснулась моих губ, но я последним усилием запрокинул голову и уставился в потолок. Хотя бы так я мог отдалиться от нее и удержаться от искушения. Она приподнялась на цыпочки, надеясь меня достать, но не смогла и досадливо прищелкнула языком.
- Ну же, Ларгель, - сказала она, просунув пальцы под квезот и царапая меня через рубашку. – Я – вот она, перед тобой. Многие говорили, что я красива. Ты ведь тоже считаешь меня красивой? Забудь мертвецов. Они покинули тебя, предали твою любовь, давно сгнили, и плоть их распалась. Пусть прах идет к праху.
Это была ложь. И лживые обвинения против Меданы придали мне сил противостоять колдовству. Яркое пламя поддержало мою ярость, и я прижег клеймо на ладони ведьмы. Она отскочила в темноту, и волосы скользнули за ней, пластаясь по воздуху, как черные змеи.
- Зачем же так?! – зашипела она.
Но все заглушил женский стон. Так стонут от боли, когда сдерживают крик. Так стонала Медана. Она не кричала, не проклинала меня, но лучше бы проклинала, потому что этот стон я помнил до сих пор, и он резал меня по живому.
Я вздрогнул и открыл глаза.
Я по-прежнему стоял возле стены, а луна уже поднялась над домами и светила в окно, заливая светом связанную ведьму. Она стонала, извиваясь всем телом, и я запоздало понял, что это я мучаю ее, прижигая силой яркого пламени.
Дурной сон! Дрожащей рукой я провел по лицу, ослабляя хватку яркого пламени, и Айфа Демелза с жалобным стоном вытянулась на постели, тяжело дыша.
«Прости, это получилось не намеренно», - хотел сказать я, но промолчал.
Упырь еще не пойман. И рисковать его поимкой ради извинений перед ведьмой – несусветная глупость. Я смотрел на ведьму, а она повернула голову в мою сторону. Глаза ее блестели от непролитых слез, а к ненависти, что она испытывала ко мне, примешивалось еще чувство обиды и недоумения. Как у ребенка, обиженного несправедливо. На душе стало гадко и совестно. Я никогда не мучил без вины. А в этот раз, из-за дурного сна, превысил полномочия, дарованные небесами.
Дурной сон. Но кто наслал его, если не ведьма?
Раньше мне не снились подобные сны. Мне снилась Медана. И никогда – другие женщины.
Но поразмыслить над этой странностью не удалось, потому что в этот самый момент черная тень скользнула в окно бесшумно, как полоса тумана, подгоняемая ветром. Скользнула и остановилась возле кровати.
Глава 10
Айфа Демелза
Хотя нервы мои были напряжены, и тело и душа каждой частичкой бунтовали, требуя свободы, к полуночи усталость взяла свое. Я задремала, а проснулась оттого, что руку мою – от кончиков пальцев до плеча – словно охватил огонь. От боли сердце зашлось безумными толчками, а я не могла даже крикнуть, потому что мешал кляп.