Адагард понял, что смерть неизбежна и заорал еще громче:
- Убийца! Убийца! Отец, помоги!
- Не ори, - сказал Ларгель, доставая из угла меч, который ему полагалось оставить при входе в Пюит. - Перебудишь всю деревню. А твои отец и мать будут наказаны. Потворничество упырю, недонесение властям – это серьезные преступления. Надо же, что выдумал – подкармливать сыночка чужими дочерьми.
- Это не он! Не он! – завопил Адагард, метаясь то в одну строну, то в другую, насколько позволяли веревки. – Это я сам! Не убивай меня, чтобы я смог сказать в их защиту на суде!
- Показания упырей не имеют доказательственной силы, - ответил Ларгель, надрезая на нем рубашку, чтобы оголить до пояса. – Но я передам, что ты говорил в его защиту.
- Палач! Проклятый палач!
Ларгель вогнал ему в рот деревянную плашку и затянул вязки под затылком. Адагард мотал головой, но освободиться от кляпа не мог. Я наблюдала за этой картиной, онемев от ужаса, и до последнего не верила, что епископ решит расправиться с пареньком без суда. Но все шло именно к этому, и вскоре я поняла причину – Ларгель Азо решил показать своему ученику на деле, как следует убивать преступников против церкви.
- Ударь его колом в сердце, - сказал он Кенмару.
Тот несколько раз поднимал руку, но вонзить страшное оружие в живую плоть так и не решался, и в конце концов уронил кол и прошептал:
- Не могу...
- Не можешь, - подтвердил Ларгель Азо, ничуть не удивившись и поднимая оброненную деревяшку. – Сначала никто не может. Потому что он похож на человека. Но он уже не человек. Он – смерть и нечисть, заключенные в человеческую оболочку. Зараза, которую надо искоренить, чтобы сохранить жизнь другим. И если ты пожалеешь его сейчас, то потом он не пожалеет ни тебя, ни любого из этой деревни. И никого из других деревень. Он не пожалеет и своего отца. Поэтому – никаких сомнений. Они сыграют против тебя.
- Он же еще ребенок! – крикнула я, теряя разум. – Не будь таким жестоким!
Епископ подошел к кровати и, несмотря на мое яростное сопротивление, снова заткнул мне рот. Потом вернулся к хнычущему Адагарду и застывшему в ужасе ученику.
- Ты должен бить в сердце, - говорил он, расчерчивая пальцами грудную клетку сына старосты, указывая, куда следует вонзать кол. Он говорил это безо всякого выражения, словно объяснял, как надо свежевать поросенка. – Не бей прямо в грудь. Удар может оказаться слабоват, и ты не пробьешь ребра, у упырей кости крепче, чем у людей. Всегда бей в солнечное сплетенье, немного вверх. Так достанешь наверняка. Есть еще способ – отрубить голову. Но если нет под рукой меча или палаша – легко не отрубишь. Кол надежнее. Смотри.
Он сделал короткий замах снизу, и Адагард забился в конвульсиях, тяжело повиснув на веревках. Удар пришелся точно под ребра – вверх и немного в сторону, чтобы наверняка пронзить сердце.
- А после кола можно и голову отрубить, - сказал Ларгель Азо, вскидывая меч.
Голову жертве он отсек одним ударом, разом перерубив шейные позвонки. Кровь брызнула на доски – черная в свете светильника.
Кенмар отвернулся, чтобы не видеть, как отрубленная голова скачет по половицам. Деревянная плашка выскочила из зубов, и раздался противный и страшный писк, будто крысе наступили на хвост.
- Не бросай ее рядом с телом, - продолжал наставлять Ларгель Азо, поднимая голову за волосы. Голова еще повизгивала, бешено вращая глазами, и норовила куснуть епископа, но уже не разговаривала. – Были случаи, когда упыри приращивали головы. Поэтому их хоронят либо положив голову под зад, либо разбивая ее. Запомнил?
- Да, мастер, - еле выговорил Кенмар, борясь с тошнотой.
- Скалится, - сказал Ларгель, поднимая голову повыше. – К утру она была бы не такой живенькой. Но мы не станем ждать. Подай сумку.
Кенмар поспешно отошел в угол, забирая сумку, достал и протянул Ларгелю топорик с зауженным лезвием.
- Не отворачивайся, - велел епископ ученику. – Если дашь себе поблажку сейчас, то не сможешь потом повторить это сам.
- Понял, мастер, - ответил Кенмар, бледный до зелени.
- Старайся бить по черепным швам, - Ларгель встал на колено, прижимая голову упыря к полу, - в темя или повыше виска. Так легче ее расколоть.
Он взмахнул топором, и я зажмурилась. Но уши заткнуть не смогла и услышала глухой мерзкий стук – как будто одновременно ударили по чему-то твердому и мягкому. Голова взвизгнула в последний раз и затихла.