Выбрать главу

 

Мол-Меха… Нежно-медовая…

Праведная при жизни, великая после смерти…

Даруй любовь любви не имеющим…

Даруй доброту черствым сердцем…

Молись за нас, огнем ревности по славе небесной горевшая…

 

Утро после проливного дождя выдалось ясным и солнечным. Даже не верилось, что под таким солнцем бегают чудовища вроде Адагарда. Бегали.

Я растолкал Кенмара и коснулся плеча спящей ведьмы. Она сразу же открыла глаза и уставилась на меня. С осуждением. Как будто упырь Адагард всю ночь взывал к ее совести.

Первым делом я наведался к голубятне возле дома старосты. Кенмар тащил нашу дорожную сумку и меч, который я накануне забрал у деревенских горе-охранников, а они этого даже не заметили. Айфа Демелза отстала от нас шагов на двадцать, но ее ненависть и презрение были рядом со мной неотступно.

Окна были заколочены, а дверь заперта снаружи. Мы с Кемаром в два счета сломали к хвостам собачьим замок и приоткрыли двери.

Упырь жил здесь. Мертвечиной несло изо всех углов. На полу лежали дохлые голуби, и на деревянном щербатом подносе стояли чашка с засохшей кашей, заплесневелые хлеб и сыр, и кружка с прокисшим полынным отваром.

- Держали его здесь, безумцы, - сказал я, пинком переворачивая поднос. – Как будто упыря можно удержать.

- Он выломал вон там доску и вылез, - указал Кенмар пальцем под потолок.

Я осмотрел пролом и кивнул. Надо быть дважды безумцем, чтобы надеяться, что упырь будет послушно сидеть в дырявом хлеву.

Когда мы спустились с голубятни, во двор старосты уже подтягивались жители деревни. Здесь были не только родители пропавших девушек, но и староста с женой. Я чувствовал смятение, которое испытывала Айфа Демелза. Ей было стыдно и совестно. Вот уж новости – совесть у ведьмы! Но она и правду не смогла посмотреть в глаза родителям упыря. Особенно когда старостиха подошла и сунула ей в руки узелок с сыром и хлебом. А староста сразу понял, что нам известно о жилище упыря. Но оправдываться не стал. А я не стал напоминать ему о лжи, когда он отправил нас разыскивать Королевский колодец совсем в другой стороне.

Вилланы увязались за нами, Кенмар подозрительно косился на них, а меня больше занимали поиски двойного дуба

Упыренок сказал правду, и мы, действительно, нашли старинный колодец у дерева с двумя стволами. Даже не колодец – водохранилище. Кладка была старинная – камни стесаны ровно и подогнаны друг к другу так плотно, что между ними нельзя было просунуть травинку. Я наклонился, заглядывая внутрь. Воняло падалью, и лужица воды блестела где-то далеко внизу, а к ней вела винтовая лестница.

- Думаете, они там, мастер? – спросил Кенмар.

Он прикрывал нос рукавом.

- Уверен, что они там. Воняет, как на разрытом кладбище. Неси веревку, я спущусь.

- А вдруг там еще кто-нибудь прячется? – сказал Кенмар тихо, и голос его дрогнул.

- Там нет упырей. Я бы почувствовал.

- А-а-а… - он устыдился собственной трусости и мигом притащил мне веревку, услужливо заглядывая в глаза.

Я разделся, оставшись в одних лишь брэйлах – нижних штанах, и снял сапоги, чтобы легче было нырять, если придется нырять. Обмотался веревкой вокруг пояса и перекинул ее через плечо, обвязав другой конец вокруг дерева, а вторую веревку, привязал к дереву и сбросил в колодец. Потом кивнул Кенмару, и тот послушно взялся за мою веревку. Кто-то из деревенских вызвался помочь, но я велел не мешать.

Ступеньки колодца порядком поистерлись, были скользкими от влаги и мха. Возле воды лестница совсем разрушились. Последние десять локтей я спускался, упираясь в стены спиной и ногами.

Вода была черная, гнилая, и в одном месте наполовину высовывалась человеческая нога в красивом башмаке с пряжкой. Значит, упырь сказал правду. Стараясь дышать ртом, я потянул за торчавшую из воды ногу. Показалась женщина. Вернее, то, что от нее осталось. Она пролежала здесь недели две или три. Я обвязал ее веревкой и подергал, чтобы тащили.

Труп медленно поплыл вверх. Вода стекала с платья и длинных волос. Она капала на меня, и я наклонил голову, чтобы капало на затылок. А когда там, наверху, тело подхватили, то раздались вопли и плач. Я узнал по голосу Жанину-чулочницу. Значит, туфли с пряжками были на ее дочери.