Второе тело я нашарил, сунув руку по плечо в воду.
Старался держаться над поверхностью, но оскользнул и макнулся до самых глаз. Давно я не купался в такой гадости. Даже не припомнил, бывало ли хуже.
- Веревку! – крикнул я, и сверху тут же свалилась веревка. Хоть в этом Кенмар не оплошал.
Подняли второй труп, и женские вопли и плач усилились. К Жанине присоединились еще два или три голоса. Начались причитания и проклятия. Голос старосты я так и не услышал и раздумывал: удерет или нет? Ведь он знает, что наказание за такие дела неминуемо.
Третью женщину я не смог достать, как ни пытался – долго шарил, но она ушла в глубину. Зловоние было, как в преисподней, и я подергал веревку, давая знак ученику.
Когда я вылез из колодца, вилланы шарахнулись. Надо думать, я и правда выглядел ужасающе. Кенмар вылил на меня бадейку воды, чтобы смыть трупную слизь. Ему снова стало плохо, и он убежал в кусты.
Я достал железный крюк из сумки и привязал к нему веревку.
- Третья слишком глубоко, придется нырять, - сказал я, ни к кому лично не обращаясь.
Тут ко мне приблизилась Айфа Демелза, закрывая рукой нос и рот.
- Тебе не надо нырять, - сказала она. – Я умею осушать колодцы и…
Я посмотрел на нее так, что она отступила, испуганно и непонимающе вскидывая брови.
- Оставь черное колдовство при себе, - сказал я жестко. – А еще лучше – забудь о нем навсегда и покайся.
- Просто предложила помощь, чтобы достать несчастную… - она растерянно указала на трупы.
- Обойдусь без твоей помощи.
С третьим телом я провозился долго - нырял раз десять, пока не зацепил крюком. К этому времени я уже перестал ощущать зловоние, но голова кружилась от мерзких испарений. Тело подняли, потом поднялся и я, и первым делом стер ладонью с лица слизь и попросил воды. Кенмар снова вылил на меня бадейку, а потом еще одну, но трупный запах остался, впитавшись в волосы и одежду. Кенмар подал мне рубашку и квезот, а затем, следуя церковному правилу, я встал на колени над тремя трупами и начал читать молитву. Язык, на котором произносилась молитва, был мертвым языком. Народа, говорившего на нем, давным-давно не существовало. Но слова звучали торжественно, как и положено звучать божественному языку. И каждое слово – непонятное для вилланов – было понятно душам погибших. Я верил в это свято.
Кенмар тоже встал на колени, а затем и все вилланы принялись молиться за убитых. Я не видел, молилась ли вместе с нами Айфа Демелза – она стояла где-то позади. А было бы любопытно проверить – есть ли у ведьмы сострадание к настоящим жертвам, а не к их убийцам.
Закончив молитву, я осенил каждое тело священным знаком и поцеловал каждую мертвую женщину в лоб, как требовал обряд прощания. Жанина громко всхлипнула и уткнулась в фартук, сдерживая рыдания.
- Теперь хороните, - сказал я, поднимаясь с колен, и увидел ведьму.
Она стояла рядом с вилланами, не мешаясь с их толпой, но и не совсем в стороне. И смотрела на меня. В последнее время ее чувства ко мне не отличались особым разнообразием: ненависть-злоба-ненависть-презрение-снова-ненависть. Хорошо, что стоит достаточно далеко. В этот раз я не желал ее чувств и отвернулся. Пусть ненавидит, но на расстоянии. Но они вторглись в мое сознание. И это были вовсе не ненависть и злоба. Я помедлил, прислушиваясь. Нет, мне не показалось. Сейчас она переживала горечь, печаль и сожаление. И восхищалась. Мной.
Не веря этому, я оглянулся.
Взгляды наши встретились, и мне показалось, что глаза у нее заблестели слишком сильно – как от непролитых слез. Из-за чего она собиралась плакать? Так растрогалась от смерти несчастных вилланок? Да полноте, это точно была Айфа Демелза или ее место вдруг заняла другая женщина?
- Благодарю, господин священник, - раздался вдруг рядом голос старосты.
Старостиха тоже подошла поклониться.
Я не ответил, рассматривая их, как двух гадюк, вылезших из колодца, где только что побывал.
Староста правильно истолковал мое молчание и сказал:
- Я виноват. Признаю это.
- Не только ты, - заговорил я. - Твоя жена тоже все знала.